|
|
   |
Этот документальный рассказ я взял из своего творческого архива. К сожалению, никого из кавалеров ордена Славы трёх степеней — уроженцев Одесщины и поселившихся в ней после Победы — уже нет в живых. Но память о них — нетленна, священна!
На рассвете 22 июня 1941 года конный инструктор артиллерийского дивизиона Михаил Хитев должен был ковать тяжеловозов. Еще вчера с вечера командир предупредил его о том, что лошади должны быть в боевой готовности к выезду на учебные стрельбы.
Выйдя из палатки, Михаил наклонился к земле, провел руками по холодной, обрызганной крупной росой траве и освежил влагой лицо. Рассвет был тихий и синий, какой всегда бывает летом. Лишь изредка фыркали у коновязи тяжеловозы да покрикивали дневальные. Затем приблизился к станку, привычными движениями разложил по порядку молоток, гвозди-ухнали, клещи, подковы — всё так, как учили его в колхозе в селе Бежбатман в далекой теперь Татарии. Дневальный подвёл коня. Нога тяжеловоза оказалась зажатой между ногами кузнеца, словно в тисках.
В этот момент и прошуршал над военным лагерем первый снаряд. Он взорвался метрах в трехстах от Хитёва. Конь шарахнулся в сторону, едва не свалив кузнеца.
Лагерь вмиг закипел бегущими артиллеристами. Война! Об её угрозе красноармейцы говорили в последнее время между собой, к ним доходили слухи о подозрительном скоплении немцев у границы, но как-то не хотелось верить в худшее.
Хитёв вместе со своим артдивизионом отступил по приказу на несколько километров в глубь нашей территории, там окопали орудия, из которых сразу же открыли огонь по появившимся из-за леса немцам.
Но события развивались так, что уже к обеду артиллеристы услышали стрельбу где-то в тылу. Стало ясно: дивизион оказался в полуокружении, пришлось отступать еще дальше от границы.
То были трудные дни. Дни отступления с упорными боями, дни недоумения и растерянности, ведь остановить врага не удавалось.
В Черниговской области артиллеристы, вместе с другими подразделениями, попали в окружение. Оно продолжалось около трех месяцев. Красноармейцы, отбивая беспрерывные атаки, двигались в кольце врагов вслед за линией фронта. Шли они голодные и холодные, подсобляли истощенным лошадям, которые все чаще подбивались и со стоном падали на пыльные дороги.
— Голубчик, нажми! — просил командир дивизиона, нетерпеливо суетясь около Хитева, занятого ковкой уцелевших лошадей и прислушиваясь к гулу моторов фашистских танков, которые выползали за окраину села. Совесть не позволяла командиру строго приказывать, требовать, он видел, как старался, сколь неутомимо работал ежедневно Хитев.
Все уже успели скрыться в лесу, когда Хитев собрал свой кузнечный инструмент и тоже двинулся дальше по неизвестной дороге. Он шел задумчивый, грустный. Ему еще и сейчас не хотелось верить в то, что сотни километров его родной земли уже испоганили гусеницы фашистских танков, испещрили скаты фашистских автомашин. Но сознание реальности большой трагедии росло с каждым днем.
Хитев еще не успел дойти до опушки, как неожиданно из-за бугра вынырнул мотоцикл с коляской. Сидевшие в нем фашисты не ждали встречи с красноармейцем и в первое мгновение растерялись. Растерялся поначалу и Хитев, не зная, чем ему действовать — ящиком с инструментом или винтовкой. Но это его замешательство длилось лишь мгновение. Он все же опередил разведчиков врага и выстрелил по скату не успевшего остановиться мотоцикла. Мотоцикл влетел в рытвину и перевернулся.
— Ребята, на помощь! — неистово крикнул Хитев, а сам тем временем нацелил винтовку на фашистов, барахтавшихся под мотоциклом.
В плен были взяты обер-лейтенант, фельдфебель и солдат. Их доставили к командиру дивизиона, и тот допросил пленных. Именно благодаря полученным данным нашим окруженцам удалось благополучно преодолеть последнюю преграду на пути воссоединения со своей армией.
К своим прорвались аж под Курском.
Вскоре дивизион перевели на механизированную тягу. И надо было видеть, с каким удовольствием рядовой Хитев выбросил ящик с подковами и ухналями! Немного подучившись, он стал наводчиком орудия.
Бои, бои, бои... И вот, наконец-то, в войне с фашистами настал долгожданный перелом — наши бойцы, закаленные в тяжком отступлении, решительно повернулись лицом на запад и, сжимая в руках винтовки и автоматы, пошли в решительные атаки, чтобы изгнать врага с родной земли. Но какой же кровью это доставалось!..
Батарея, в которой воевал Хитев, продвигалась вплотную за передовой линией, выполняя различные оперативные задания, участвуя в артподготовках. Постепенно, но уверенно овладевал молодой наводчик искусством точного выстрела.
Однажды, за Харьковом, фашисты прорвали своими танками фронт и ворвались прямо на позиции батареи старшего лейтенанта Вершигоры. Орудие, в расчете которого находились, кроме Хитева, и другие молодые артиллеристы, стояло первым на пути «тигра». Командир расчета Синица был убит осколками первого же снаряда, посланного танком. Орудию оставалось жить считанные секунды. Но этих секунд оказалось достаточно, чтобы его наводчик выиграл дуэль. Заряжающий Александр Курбет молниеносно дослал в ствол очередной снаряд, а Хитев поймал в прицел борт «Тигра».
Хитев ничего не слышал — в ушах протяжно звенело, он лишь увидел, как судорожно содрогнулся и замер изготовившийся было к прыжку броневой зверь. Вторым снарядом этот тяжелый танк был подожжен. Что было потом, Хитев не помнит. Разрывом снаряда, посланного другим фашистским танком, наводчика отбросило от орудия, ударило о землю, и он на несколько минут потерял сознание. Открыв глаза, Хитев не нашел на месте своего орудия, оно лежало в стороне, опрокинутое взрывом, с оторванным щитком.
Между тем из лощины снова поползли танки гитлеровцев. Теперь они продвигались осторожно, неуверенно. Фашисты опасались, что где-то здесь их подстерегают советские пушки. На самом же деле наши в тот момент уже не могли оказывать сопротивление, и Хитев, понимая это, морщился больше, чем от боли.
— Курбет! — воскликнул он, не надеясь услышать ответ.
И вдруг:
— Ты жив, Михаил?
Бойцы спустились в овраг и побежали. По дну оврага они вышли в широкую долину. Там, в болоте, торчала брошенная на днях фашистами во время отступления пушка. Гитлеровцы даже замок не успели выбросить, даже невыстреленный снаряд в стволе остался.
Хитев и Курбет попробовали развернуть пушку — не поддается. Колеса засосала топь. А танки уже спускались в долину.
— Будем ждать, пока выползут на линию прицела, — сказал Хитев. Он еле держался на ногах.
— Боюсь, не удастся, Миша... — попробовал было возразить Курбет.
— У нас нет иного выхода, Саша, — ответил Хитев. — Дальше убегать от них я не буду...
Он терпеливо ждал. И когда танки пробрались на правый склон, ударил. Головной танк юлой завертелся на месте.
Хитев весь напрягся и наконец облегченно вздохнул: после нескольких отчаянных рывков вражеская машина замерла. Остальные, видимо, испугавшись неожиданного огня откуда-то с тыла, торопливо попятились назад.
— Ну и подковал ты фрица! — довольно заметил Курбет.
— Вражеские ухнали тоже, видишь, могут пригодиться, — Михаил, серьёзный, вытер пот со лба.
Позднее Курбет не раз убеждался в удивительном хладнокровии и храбрости Хитева. Кстати, после того боя Хитев стал командовать орудийным расчетом, а Курбет занял место наводчика.
Фронт уже не двигался по просторам Полтавщины. Вскоре артиллеристы получили приказ переправиться через реку Ворсклу — несколько ниже высотки, удерживаемой противником, — и нанести по нему удар с фланга.
В третьем томе «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза» так сказано о боях под Полтавой: «В течение ночи передовые части переправились через реку севернее и южнее Полтавы, а с рассветом следующего дня стали переправляться главные силы. Гитлеровцы бешено сопротивлялись. Контратаки следовали одна за другой. Дело доходило до рукопашных схваток, но все эти отчаянные попытки врага удержать свои позиции были тщетны. Охватывая Полтаву с севера и юга, советские части неуклонно продвигались вперед, создавая угрозу полного окружения неприятельского гарнизона. Понеся большие потери, противник вынужден был отступить. 23 сентября еще один областной центр Украины, важный узел железных дорог — Полтава — был освобожден».
Если говорить о пунктах, запомнившихся гвардии старшине запаса Михаилу Дмитриевичу Хитеву на фронтовом пути после той осени 1943 года, то можно, конечно, назвать и Кировоград, где он в двенадцатом часу ночи целовался со счастливыми украинцами по случаю освобождения и нового, 1944 года, а в пять утра подбил на городской улице фашистский танк, и Первомайск Николаевской области, в котором раскромсал вдребезги батарею противника, и Кривое Озеро...
Но Любашевка Одесской области заняла в его сердце особое место, хотя бои там были небольшие. Особое потому, что в том поселке гвардии сержант встретился с девушкой Татьяной, которую полюбил и которая потом стала его женой.
С Татьяной Климентьевной Михаил Дмитриевич прожил потом, вернувшись с Победой в Любашевку, все отведенные ему судьбой послевоенные годы. Он работал плотником в передвижной механизированной колонне № 6, строил в сёлах района коровники и жилые дома. Всегда, направляясь на автобусе по извилистой степной дороге в город Котовск, вспоминал 1944 год и тот бой, который произошел на подступах к Котовску...
Борис Дубров. Ветеран Великой Отечественной войны. (Печатается с сокращениями)