|
|
   |
О героической обороне Одессы, которая одной из первых советских городов получила звание «город-герой», написано много. Но настоящие танки под Одессой не воевали. Их просто у защитников города не было. Танковым щитом Одессы были танки «НИ», о которых совсем недавно писал читатель «Вечерки» (см. номер за 13 сентября), бравшие осаждавших город врагов в прямом смысле «на испуг».
Их переделывали на заводе им. Январского восстания из гусеничных тракторов и обшивали броней, снятой с легендарного броненосца «Потемкин». Об этом я узнал много лет спустя, когда плавал старшим механиком на теплоходе «Большевик Суханов». Узнал от нашего судового врача Ксении Ивановны Гринько, которая в дни обороны Одессы работала в медпункте «Январки» медсестрой.
Ксения Ивановна рассказывала, что эти листы привозили с судоремонтного завода, где они хранились на специально отведенном для них складе.
После бурных революционных событий 1905 года, когда матросы с броненосца «Князь Потемкин Таврический», восстав против произвола офицеров и расправившись с ними, подняли на мачте революционный красный флаг, корабль, преследуемый Черноморской эскадрой, получившей приказ расстрелять мятежный броненосец, пришел в Констанцу и сдался румынским властям. Дальнейшая судьба потемкинцев была трагической. Одни, вернувшись нелегально в Россию, были выслежены полицией, арестованы, судимы и сосланы на каторгу, а другие, оставшись за границей, познали всю горечь чужбины и неутихающую тоску по родной земле. Сам же «Потемкин» по требованию царских властей был возвращен в Россию, переименован в «Святой Пантелеймон» и принимал участие в Первой мировой войне.
В советские времена престарелый броненосец доживал свой век, стоя на мертвых якорях на дальнем рейде Одессы. В тридцатых годах прошлого века его притащили на судоремонтный завод и разрезали на металлолом. Но листы брони, снятые с легендарного корабля, хранились на специальном складе. В начале Великой Отечественной войны они и стали броней танков, защищавших Одессу.
Ксении Ивановне было в то время 20 лет. И когда начался отвод из Одессы защищавших ее войск, Ксения Ивановна стала медсестрой воинской части.
Случилось это так. Однажды получать на заводе танки «НИ» приехал с фронта старший лейтенант. Когда он стал осматривать стоявшие на заводском дворе готовые машины, начался воздушный налет.
Как рассказывала Ксения Ивановна, услыхав вой сирен, означавших воздушную тревогу, и судорожные залпы зенитных орудий, она выбежала из медпункта и увидела этого старшего лейтенанта. Схватив его за руку, потащила в убежище. В ту же минуту на то место, где он стоял, упало несколько тяжелых осколков зенитных снарядов.
Уже после отбоя, когда все вышли на заводской двор, усеянный осколками, старший лейтенант поблагодарил Ксению Ивановну за спасение и сказал, что он ее должник.
И вот, когда в начале октября 1941 года начался вывод из Одессы защищавших ее войск, этот старший лейтенант снова появился на заводе и стал уговаривать Ксению Ивановну эвакуироваться с его воинской частью. Звали его Сергей Левашов.
Ксения Ивановна жила одна. Отец ушел из семьи, когда Ксения была совсем маленькой, а мать, врач районной поликлиники, погибла при бомбежке.
На взволнованные уговоры старшего лейтенанта Ксения Ивановна ответила согласием и 14 октября 1941 года погрузилась вместе с воинской частью Сергея Левашова на пароход, уходивший в Севастополь. А 16 октября 1941 года в Одессу вошли фашистские войска...
Только в Севастополе, став фронтовой медсестрой, Ксения Ивановна познала настоящую войну. Немцы беспрерывно бомбили город, превращая его в сплошные руины. Немецкая пехота при поддержке танков по несколько раз в день штурмовала позиции советских войск. Но каждая попытка врага сломить сопротивление защитников города наталкивалась на ожесточенный артиллерийский и пулеметный огонь, заставляя немцев отступать, оставляя убитых и раненых, подбитые и обгоревшие танки.
А когда защитники города поднимались в контратаки и кто-нибудь из них, увидев упавшего товарища, кричал: «Сестра!», Ксения Ивановна в пропотевшей гимнастерке, с санитарной сумкой на плече ползла под огнем к раненому, перевязывала и вытаскивала на себе с поля боя...
Старший лейтенант Левашов в одной из таких
контратак погиб. А вскоре после его гибели, 3 июля 1942 года, Севастополь пал.
Ксению Ивановну вывезли на военном транспорте в Новороссийск. Там в одном из боев она была тяжело ранена и отправлена в госпиталь. А после выздоровления направлена на черноморский теплоход «Калинин», где выполняла обязанности судового врача.
Именно этот теплоход под командованием капитана Ивана Федоровича Иванова в апреле 1944 года, после освобождения Одессы, первым из всех судов Черноморского пароходства вошел в Одесский порт...
После войны Ксения Ивановна поступила в Одесский мединститут. А закончив, стала плавать судовым врачом на судах пароходства. Плавая на «Калинине», она, по ее словам, полюбила море на всю жизнь.
Когда я с ней познакомился, это была уже немолодая женщина с резким командным голосом. В течение дня ее белый халат мелькал по всему судну. Спускалась она даже в машинное отделение, проверить аптечку, а заодно могла сделать замечание вахтенному механику за то, что на вахту тот вышел небритым.
На камбузе, благодаря ее постоянному контролю, все сияло — от кипевших на плите кастрюль до накрахмаленного колпака повара, вздрагивавшего при ее появлении.
Однажды она напустилась на меня за то, что мотористы, выходя из машинного отделения, оставляют в коридорах масляные следы.
— Научите их вытирать ноги. Уборщица не успевает ходить за ними с тряпкой!
Я дал ей слово, что это не повторится. Собрав в тот же день своих подчиненных, напомнил, что, сменяясь с вахт и выходя из машинного отделения, нужно вытирать ноги о специальный мат. С того дня масляных следов в коридорах не было. Но Ксения Ивановна продолжала на меня сердиться, пока однажды, зайдя по какому-то поводу в каюту, не увидела на моем письменном столе редкую по тем временам книгу стихов Анны Ахматовой и попросила дать ее почитать.
После знаменитого постановления ЦК КПСС от 14 августа 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград», с резкой критикой печатавшихся в этих журналах Михаила Зощенко и Анны Ахматовой, и последовавшего за этим напечатанного во всех советских газетах доклада секретаря ЦК КПСС по идеологии Жданова, в котором Зощенко был назван «пошляком», а Анна Ахматова «блудницей», книги их в Советском Союзе долго были под запретом. А лежавший на моем письменном столе потрепанный томик стихов Ахматовой имел свою печальную историю.
Попал он ко мне после ареста жившей в нашем дворе гречанки. Было это летом 1945 года, вскоре после окончания войны. По городу прошел тогда слух, что многие жившие в Одессе греки арестованы, а семьи их высланы. Почему, никто не знал. А задавать в те времена такие вопросы было опасно. Как опасно было спрашивать, почему высланы из Крыма крымские татары, а из Чечни и Ингушетии чеченцы и ингуши. В годы правления Сталина рот нужно было держать на замке.
Арестовали нашу соседку-гречанку ночью. А утром, выйдя во двор, я увидел под окном кучу книг, выброшенных из ее квартиры, куда успел уже вселиться дворник.
Пока я стоял и смотрел на эти книги, не понимая, что произошло, набежавшие со всего двора соседи стали растаскивать эту осиротевшую, годами, наверное, собиравшуюся библиотеку. Когда я спохватился, мне достался только томик стихов Ахматовой и альбом с фотографиями кораблей военного флота Греции с развевающимися на мачтах бело-голубыми флагами этой древней и гордой страны.
Томик Ахматовой и примирил Ксению Ивановну со мной. Она попросила дать его ей почитать, а потом стала брать у меня книги, которые всегда были со мной в дальних плаваниях: повести и рассказы Паустовского, Куприна, Бунина...
«Большевик Сханов» работал на индийской линии с заходом в Бомбей, Мадрас и Калькутту, где мы обычно грузили чай, арахис или джут. Но однажды, после выгрузки в Одессе, пошли в Николаев, грузить на Сирию и Египет военную технику.
Сегодня ни для кого не секрет, что СССР снабжал оружием почти полмира. Суда Черноморского пароходства возили этот смертоносный груз во Вьетнам, на Кубу, в арабские страны, в страны Африки и даже в Перу, куда в целях секретности шли не через Панамский канал, а вокруг Южной Америки, через Магелланов пролив.
Наш рейс, разумеется, тоже был секретным. Грузились мы не в самом Николаеве, а в небольшом порту «Октябрьский», в нескольких километрах от города, в устье реки Буг.
Порт, охранявшийся милиционерами, державшими на поводках злых немецких овчарок, был настолько секретным, что названия судов, которые становились к причалам «Октябрьского» под погрузку, завешивались брезентом или закрашивались цементом, который после выхода в рейс легко было смыть. Как объясняли нам сотрудники порта, это делалось потому, что американцы, с которыми СССР был тогда в состоянии «холодной войны», могли прочитать со своих спутников название судна, стоящего под погрузкой, а затем взорвать его в море.
Грузили мы танки. Погрузка шла ночью. Тяжелые машины, посвечивая фарами, покачивая длинными пушками, фырча моторами и лязгая гусеницами, подходили к нашему борту и, заглушив двигатели, ждали очереди на погрузку.
Многие члены экипажа, даже сменившись с вахт, наблюдали за погрузкой. Наблюдал и я, впервые увидев так близко эти грозные машины.
Неожиданно подошла ко мне Ксения Ивановна и тихо сказала:
— Нам бы такие под Одессой в сорок первом. Нам же тогда воевать было нечем.
Вот тогда и узнал я от Ксении Ивановны, что в 1941 году, когда началась война, она работала медсестрой на Одесском заводе им. Январского восстания, где собирали танки «НИ», вооруженные пулеметом, которые не столько уничтожали врагов, сколько брали их «на испуг»!
Вернувшись после того рейса в Одессу, я вместе с Ксенией Ивановной пришел на Молдаванку, в сквер, где стоит на пьедестале легендарный защитник нашего города.
Был холодный ноябрьский день. Под ногами шуршали опавшие листья, блестевшие после недавнего дождя. Скамейки в сквере были пусты и пахли сыростью. И возвышавшемуся на пьедестале танку «НИ», казалось, так же, как и нам, было неуютно и холодно. Мы положили к подножию пьедестала цветы и молча постояли, поеживаясь от пронизывающего ветра.
Если бы этот танк мог говорить, сколько бы он рассказал о той великой войне и рядовых ее героях, которые, сидя в тесных и душных, трясущихся от вибрации кабинах этих маленьких, непонятных врагам танков, не боясь рвущихся вокруг мин и снарядов, щелкавших о броню пуль, упорно двигались на вражеские позиции, наводя на осаждавших Одессу румын панический страх...
Во многих городах бывшего Советского Союза в честь Победы советского народа над гитлеровской Германией стоят на пьедесталах прославленные в Великую Отечественную войну танки Т-34. Стоят они и в странах, освобожденных Советской армией от немецкого фашизма, — в Польше, Чехии, Словакии, Венгрии, Австрии, и в самой Германии, в Берлине.
И только в Одессе стоит на пьедестале этот маленький неказистый танк, бесстрашно защищавший наш город от осаждавших его врагов. Вечная ему слава!
Аркадий Хасин