|
|
   |
Двадцать девятого сентября исполнилось 80 лет со дня трагедии Бабьего Яра, где с приходом в Киев немецко-фашистских оккупантов в этом страшном месте были расстреляны около 70 тысяч евреев — женщин, стариков и детей. Точные цифры жертв до сих пор не установлены…
В советские времена об этой страшной трагедии умалчивалось. А два известных советских литератора — Виктор Некрасов, автор повести «В окопах Сталинграда», отмеченный Сталинской премией, и поэт Евгений Евтушенко, ратовавший за увековечение памяти невинных жертв и установление памятника на месте трагедии, пострадали. Виктору Некрасову пришлось даже эмигрировать. А Евгений Евтушенко, который, побывав на месте трагедии, написал стихотворение «Бабий Яр», опубликованное в «Литературной газете», надолго был лишен права печататься.
Сегодняшним молодым читателям все это покажется странным и непонятным. Но люди старшего возраста хорошо помнят сталинские времена и развязанный Сталиным государственный антисемитизм. Он ярко проявился после окончания Великой Отечественной войны. Так, по приказу Сталина был убит (якобы он погиб в автокатастрофе) народный артист СССР, художественный руководитель Московского еврейского государственного театра и председатель Еврейского антифашистского комитета Соломон Михоэлс. Это произошло 13 января 1948 года (о чем свидетельствовала дочь Сталина Светлана в своей книге «Двадцать писем другу»).
После убийства Михоэлса Еврейский театр был закрыт, а многие его ведущие артисты арестованы. Также был распущен и Еврейский антифашистский комитет, созданный самим же Сталиным в годы войны. И благодаря работе этого комитета американские евреи дали миллионы долларов на вооружение Красной Армии.
Все члены Еврейского антифашистского комитета были арестованы по обвинению в шпионаже в пользу Америки. А после долгих пыток и издевательств, по приговору сталинского суда 12 августа 1952 года расстреляны.
Развязанная Сталиным антисемитская кампания по борьбе с «безродными космополитами» привела к тому, что из университетов, больниц и других государственных учреждений изгонялись профессора и ведущие специалисты-евреи. А в начале января 1953 года началось так называемое «дело врачей». Были арестованы и также обвинены в шпионаже в пользу Америки ведущие врачи Кремлевской больницы — профессора Коган, Вовси, Фельдман и другие. Им грозила смертная казнь. Но после смерти Сталина 5 марта 1953 года их оправдали и выпустили из тюрьмы. Кроме одного — он умер под пытками при допросах на Лубянке.
Созданная к тому времени известными советскими писателями Ильей Эренбургом и Василием Гроссманом «Черная книга» — об уничтожении евреев на оккупированных фашистами территориях Советского Союза, уже готовая к печати, была запрещена, набор рассыпан. И лишь много лет спустя «Черную книгу» издали в Израиле. К сожалению, и после смерти Сталина, уже во времена правления Хрущева, с антисемитизмом в СССР покончено не было.
А теперь о стихотворении «Бабий Яр». Как известно читателям «Вечерней Одессы», я плавал старшим механиком на теплоходе «Аркадий Гайдар». Теплоход был построен в городе Тула в 1964 году. На подъем Государственного флага СССР из Москвы прилетел сын писателя Аркадия Гайдара — Тимур Аркадьевич Гайдар. В чине контр-адмирала он работал заведующим военным отделом газеты «Правда». И одновременно являлся членом редколлегии журнала «Пионер». Познакомившись со мной и узнав, что я пишу очерки и рассказы о моряках, он попросил написать о первых рейсах теплохода и его экипаже. При этом он дал мне свой московский адрес и номер телефона.
Выполняя просьбу Тимура Гайдара, я написал большой очерк, который назвал «Место работы — океан». Благодаря Тимуру Аркадьевичу мой очерк опубликовали в журнале «Пионер». Уйдя в отпуск, я прилетел в Москву и позвонил Гайдару. Он пригласил меня на обед в ЦДЛ (Центральный Дом литератора).
Я был в морской форме с золотыми нашивками на рукавах. И неожиданно к нашему столику подошел Евгений Евтушенко. «Тимур, — сказал он, — представь меня этому моряку! Моряки не так часто здесь бывают». Я засмеялся: «Евгений Александрович, вас и так все знают. А что касается меня — я плаваю старшим механиком на теплоходе «Аркадий Гайдар» и живу в Одессе».
Евтушенко улыбнулся: «Половину мира объездил, а в Одессе не бывал! Но буду обязательно!». И, пожав мне руку, отошел. И вот тут Тимур Аркадьевич Гайдар рассказал мне историю стихотворения Евтушенко «Бабий Яр».
— Не помню, в каком это было году, — Евтушенко приехал в Киев. Вместе с киевским писателем Анатолием Кузнецовым, который мальчиком в годы оккупации помнил шествие евреев, подгоняемых немецкими солдатами к месту казни, повел Евтушенко к месту трагедии, превращенному местными властями в городскую мусорную свалку. Евтушенко долго стоял на этом месте потрясенный. А вернувшись в Москву, написал стихотворение «Бабий Яр». Это стихотворение не решались напечатать ни «Правда», ни «Известия», ни «Комсомольская правда». И только главный редактор «Литературной газеты» Валерий Косолапов сказал: «Ну, Женя, держись! Меня за эту публикацию уволят сразу, а тебе — тоже несдобровать».
Так и случилось. Главный редактор действительно был уволен. Что же касается Евгения Евтушенко, то на него обрушился град критики. А в одной из статей московского литературного журнала «Наш современник», с явной антисемитской направленностью, было сказано, что Евтушенко потворствует международному сионизму. Травля поэта дошла до того, что ему пришлось уехать из Москвы в Сибирь, где он написал поэму «Братская ГЭС», опубликованную позже в журнале «Юность».
И вот однажды, находясь в Одессе, я прочитал афишу — «Творческий вечер поэта Евгения Евтушенко в филармонии». Я тут же купил билет и через несколько дней сидел в переполненном зале филармонии. И, стоя вместе со всем залом, аплодировал появившемуся на сцене поэту.
Первое, что сделал в начале выступления Евгений Евтушенко, — преклонил колено перед сидевшим в первом ряду почетным гражданином Одессы Борисом Давыдовичем Литваком, создателем «Дома с ангелом» для больных детей. Читал он стихотворений много. Но когда дошел до «Бабьего Яра», зал стал ему аплодировать стоя. А одна женщина, взбежав на сцену, обняла и поцеловала поэта.
Евгений Евтушенко
Над Бабьим
Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас — я иудей.
Вот я бреду по Древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне —
следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус —
это я.
Мещанство —
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется —
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
«Бей жидов, спасай Россию!» —
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! —
Я знаю —
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя «Союзом русского народа»!
Мне кажется —
я — это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много —
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны —
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет — это ледоход…
Над Бабьим Яром
шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Всё молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я —
каждый здесь
расстрелянный старик.
Я —
каждый здесь
расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
«Интернационал»
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нетв крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому —
я настоящий русский!
Аркадий ХАСИН