|
|
   |
Общеизвестный факт — российская пропаганда никогда не отличалась достоверностью. В России врали всегда. Абсолютно вся историография от древних времен и до наших дней пронизана ложью. На тотальном вранье построена и современная политика Москвы. Но, к счастью, во все времена находились люди, поднимавшие свой голос в защиту правды.
Среди них и граф Луи Александр Андро де Ланжерон, Новороссийский и Бессарабский наместник, главный начальник Черноморского и Бугского казачества и к тому же образцовый хозяйственник на посту городского головы, реализовавший в Одессе режим порто-франко. Но все ли мы знаем об этой незаурядной личности?
Ланжерон обладал острой саблей и к тому же острым языком. А также острым пером сочинителя, преуспевшего во многих жанрах и, в первую очередь, как мемуарист.
Время показало, что Ланжерон, желая придать своим запискам остроту и правдивость, с самого начала писал их честно, с полной откровенностью, нарушая традицию маскировать недостатки под успехи, а заодно и лицемерный завет «победителей не судят».
Стремление сделать свою жизнь упорядоченной заставило прилежного француза вести дневники, что и стало основой так называемых записок графа Ланжерона. Ярко и убедительно написанные, они являются уникальными по полноте изложения мемуарными произведениями о полководцах-современниках и бесценны как свидетельства бурной, богатой на замысловатые сюжеты поре, где война была будничным делом и раем для проходимцев-мародеров и казнокрадов.
Ланжерона обвиняют в том, что он всего-навсего пересказывал сплетни тех лет. На этот счет имеется возражение. Известно, что тот, кто распускает слухи, спешит запустить свои «произведения» в оборот, а не запирает их в стол на долгие десятилетия. Кроме того, есть немало авторитетных свидетелей описываемых Ланжероном событий.
Штурм Измаила занимает особое место в послужном списке графа Ланжерона, принявшего участие, по его собственным подсчетам, в девяти войнах, двадцати двух битвах, тридцати пяти боях, двадцати шести стычках, двух штурмах, пятнадцати осадах и восьми вылазках. Плюс война за независимость США. В качестве «сладкого сюрприза» всей ратной службы — взятие высот Монмартра в битве за французскую столицу. Императорские вензеля на эполеты в награду — редкий случай в то время. Но именно с Измаила и начинается Ланжерон-мемуарист.
На протяжении жизни он неоднократно обращался к памятным событиям конца 1790 года, вспоминая штурм Измаила. Например, любопытна его косвенная характеристика «неприступности» крепости: «Большинство русских офицеров воображают, что Маастрихт и Лилль, подобно Измаилу, Очакову и Праге, имеют лишь дурно устроенный небольшой земляной вал и ров, чрез который можно перепрыгнуть на лошади». С первых шагов своего творчества граф Ланжерон заявляет себя как независимый автор, имеющий собственное мнение, не принимающий в расчет мнение официальной пропаганды и высокого начальства.
В авторитетности мнения Ланжерона сомневаться не приходится: мемуарист — активный участник измаильской кровавой бойни и, как французский военный профессионал, имеет право на выверенный взгляд. Перед тем, как попасть в Бендеры в ставку князя Потемкина, Ланжерон прошел выучку в рядах французской армии, изучал инженерное дело. Из ее рядов Александра Андро изгнала революция, грозившая гильотиной каждому обладателю «голубой крови». В солидном чине полковника он перешел на русскую службу и был назначен в Малороссийский гренадерский полк, уже через год произведен в бригадиры, ровно за такой же срок стал генерал-майором и в конце следующего года службы был пожалован в генерал-лейтенанты.
Измаильская «фортеция» не произвела впечатления на молодого, но опытного бойца Ланжерона. По словам графа, бой продолжался пять часов. Последовавший страшный грабеж закончился только на следующий день. Раненых добивали безжалостно.
В рапортах Суворова Измаил, с его земляными валами, назван «крепостью, на штурм которой можно решиться только раз в жизни». Хронометраж сражения составил… десять часов. И все равно возникает вопрос: можно ли за это время отправить в лучший мир двадцать шесть тысяч османов? Похоже, что по окончании штурма Суворов решил покончить со всем мусульманским населением города и причислил всех мирных жителей к османскому войску.
Комендантом крепости был назначен 45-летний генерал-майор Михаил Кутузов. Об этом Кутузов узнал в разгар штурма. Вскоре он напишет возвышенный стих, прославляя полководческий гений Суворова.
Балагур и весельчак Ланжерон очаровывал знатные компании самых блистательных салонов Одессы и Санкт-Петербурга. Однако Ланжерон не был «пустышкой», не был он и завистником, и остается только догадываться, чем же заслужил генерал-мемуарист такую нелестную характеристику «остепененных» научных деятелей: «Значительное большинство русских военачальников, вместе с которыми ему приходилось служить и воевать, Ланжерон изображал в виде людей ограниченных, безнравственных, трусливых и коррумпированных».
И далее: «Ярким примером тенденциозности Ланжерона являются его грубо оскорбительные по стилю и абсурдные по содержанию высказывания о главнокомандующем Дунайской армией М.И. Голенищеве-Кутузове, о его военной и административной деятельности». Такой вывод звучит, как приговор. Но не доверять Ланжерону у нас нет оснований, потому что в своих обвинениях граф не одинок.
Через шесть лет после взятого и вновь оставленного Измаила в своих уже более зрелых записках «Война с Турцией 1806—1812 г.г.» граф сообщает о том, что на смену Кутузову на Дунай приезжает адмирал Чичагов. И самостоятельно или с чьей-то подачи обвиняет предшественника в коррупции и потворстве мародерству.
Адмирал детально описывает непотребства и притеснения, чинимые солдатами в Молдове, Валахии и в Буджаке, что в итоге приводило к массовому бегству хозяев хуторов в леса в поисках спасения от грабежа.
Разложившееся войско позволяло себе забирать у местных все подчистую. Примером служил сам командующий Кутузов. «Но следует ли удивляться распущенности солдат, когда генерал Кутузов озабочен исключительно собственными удовольствиями», — замечает Чичагов.
Против всей этой громадной шайки боролся только один генерал Сабанеев, тот самый, в честь которого граф Воронцов назовет один из одесских мостов. Кутузов побаивался «рыжего гордеца», ведь Сабанеев был «славен» своими доносами на будущих декабристов, посетивших Одессу и Бессарабию.
Ланжерону пришлось краснеть из-за позорного случая в Систово. Бессарабских купцов Кутузов уверил в сохранности их дорогих товаров, всего на сумму три миллиона рублей. Каково же было удивление местных жителей, когда ранним апрельским утром в городок ворвались три русских батальона и эскадрон донских казаков. Солдаты и волонтеры набросились на несчастных жителей, ограбили их, захватили все купеческие товары на складах, со всеми их детьми и женами обращались очень скверно и оставили их на берегу замерзшего еще Дуная, вследствие чего большинство из них отморозили себе руки и ноги.
Начальство не забыло себя в этом ужасном грабеже и составило себе значительное состояние. Солдаты также много награбили, но на другой же день пропили все. Генерал Кутузов представил это дело двору как грандиозный триумф, исключив из донесений жалобу местных купцов.
Ланжерон в своих записках отмечает особую щедрость Кутузова на услуги своим любовницам. По их рекомендациям он предоставлял их друзьям и протеже исключения из правил при дунайских таможнях. Как сообщает Ланжерон, фаворитка Кутузова, некая четырнадцатилетняя Луксандра, за взятки возводила на почетные места «дурных людей». Луксандра также выпросила у Кутузова должность шефа полиции в Бухаресте для своего двоюродного брата, шпиона османов.
Караваны, приходившие из Адрианополя, делали из этих таможен настоящий источник богатства, который, однако, был истощен узаконенной контрабандой и казнокрадством чиновников, которые присваивали себе весь доход.
«Таким образом, в этих столь плодородных княжествах, которые вместе с Бессарабией и турецкими владениями на румынском берегу Дуная (райатами) могли давать 20 миллионов рублей дохода, Россия была вынуждена оплачивать и содержать армию, оставшуюся без денег и продовольствия, за свой счет», — писал Чичагов в столицу.
Как и другие свидетели, Ланжерон не осторожничает в своих дневниках и громит армейские порядки в отношении тех же буджаков. Причиной перехода большинства татар на турецкую сторону граф видит в насилии и грабежах, совершавшихся частями русской армии, при попустительстве или бессилии командования.
В новейшей монографии И.Ф. Грека и Н.Д. Русева эти явления называются в качестве основной и, по сути, единственной причины измены ногайских татар, населявших Буджак, и бегства их к Измаилу и за Дунай.
По версии Ланжерона, русские войска, раздав местным татарским мурзам лисьи шубы и серебряные часы, после вступления в Буджак начали притеснять местных жителей, расхищая их главное достояние — скот.
Ланжерон писал: «Командиры полков и разные спекуляторы из Одессы и Херсона сначала покупали скот по очень низкой цене, отправляя его вниз по Днестру и продавая его там по дорогой цене, но затем им надоело покупать скот у татар, и они стали приобретать его по более дешевой цене у донских казаков, которые воровали его у татар, что не представляло никаких затруднений, так как стада паслись без всякого призора и охраны».
«Несчастные татары, разграбленные и разоренные, пробовали жаловаться, но бесполезно, так как никто их даже не выслушивал», — возмущению Ланжерона нет конца и края.
И Чичагову, и Ланжерону Кутузов отомстит уже в новой войне с Наполеоном, не считаясь с боевой обстановкой и посылая их войскам нелепые приказы. Неспроста своего начальника Чичагов кратко, но емко охарактеризовал в одном из писем отцу будущего одесского градоначальника графу Семену Воронцову, российскому послу в Лондоне, прямо заявив: «Что касается интриг, коварства и наглости, это был первый генерал в Европе».
Граф Ланжерон считал свои записки добросовестными, а значит, способными потрясти устои общества. Данный вывод заставляет задуматься: а стоит ли вторгаться в прошлое, раскрывать до конца мемуары графа Ланжерона? Может, спокойнее извлекать «реалии дней минувших» из пропагандистских книжонок?
Юлий ШАРАБАРОВ