|
Тему этой статьи мне подсказала передача Николая Сванидзе «Исторические хроники», которые я слушаю в интернете. Сванидзе рассказывает о страшных годах сталинских репрессий, когда соседи или сослуживцы писали доносы на ни в чём не повинных людей. За каждым доносом следовал арест, пытки в застенках НКВД. Человека заставляли сознаться в несовершённых им преступлениях — шпионаже или диверсиях. Затем следовало тюремное заключение, ссылка в сталинские концлагеря на Крайнем Севере или расстрел.
На меня тоже писали доносы. Но мне повезло. Это было уже после смерти Сталина, в «хрущёвскую оттепель» и в годы правления Брежнева.
Я плавал на судах ЧМП механиком. И возвращаясь в Одессу из очередного дальнего плавания, писал статьи о своих заграничных впечатлениях. Их публиковали газета «Моряк», областное печатное издание «Знамя коммунизма», а также центральные СМИ — газеты «Известия» и «Труд». Свои статьи подписывал «А. Хасин, судовой механик». К моему удивлению, оказалось, что это раздражает многих. И в газеты, которые публиковали мои статьи, посыпались анонимки: что я якобы никакой не судовой механик, что я самозванец, а иногда ещё писали, что я сионист и антисоветчик.
Как я уже сказал, времена были «вегетарианские». В «хрущёвскую оттепель» в худшем случае меня просто перестали бы публиковать. Но однажды очередной донос принёс мне серьёзные неприятности. Было это в конце 50-х годов прошлого века, когда на всю страну, да, пожалуй, и на весь мир, прогремел страшный литературный скандал. Был он связан с тем, что роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго», который не захотели печатать на родине, был опубликован на Западе и получил Нобелевскую премию. Бориса Пастернака поносили во всех советских газетах. Его имя с проклятиями не сходило с уст дикторов радио и телевидения. А сам роман «Доктор Живаго» был запрещён.
Я в ту пору плавал вторым механиком на сухогрузном теплоходе «Устилуг». Как-то мы пришли итальянский порт Генуя. Сойдя с группой товарищей на берег, я увидел в витрине книжного магазина роман «Доктор Живаго» на русском языке. Попросив своих товарищей никому об этом не говорить, я вошёл в магазин и купил книгу. Товарищей со мной было двое. Книгу я дал им почитать. А потом они вернули её мне. До прихода в Одессу я успел прочитать роман, ничего антисоветского в нём не нашёл. И перед приходом в родной порт выбросил книгу в море. Но через несколько дней по доносу одного из бывших со мной в увольнении друзей был вызван в КГБ, где подвергся допросу. Задавали вопросы: с какой подпольной антисоветской организацей связан в Одессе? кто мне дал задание привести запрещённый роман? кому я его дал для распространения?
Для написания подробного письменного объяснения меня заперли в зарешёченной камере, где в течение суток я писал подробно, как обстояло дело. Слава Богу, меня выпустили, но заграничной визы лишили. Три года я плавал в каботаже. Визу мне вернули лишь после снятия в 1964 году с поста первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущёва, и скандал с запрещённым романом был забыт.
В годы правления Брежнева я уже плавал старшим механиком на теплоходе «Аркадий Гайдар». И на меня опять в партийные органы поступил донос. Очень интересный, по существу.
Дело в том, что на всех судах, на которых я раньше работал, в кают-компании стояло пианино. Эта традиция шла со времён парусного флота, когда не было ни радио, ни телевидения. А морские офицеры имели блестящее образование, в том числе и музыкальное. Среди них всегда находился член экипажа, который умел играть на пианино, что давало возможность проводить музыкальные вечера в дальних плаваниях.
До Второй мировой войны мать водила меня в музыкальную школу. Из-за начавшейся войны я её не окончил, но на пианино играть научился. Когда начал работать на судах ЧМП, благодаря тому, что в кают-компании стояла пианино, я устраивал вечера художественной самодеятельности. Всегда находилась буфетчица или дневальная, любившая петь. Всегда находились в экипаже ребята, любившие музыку. Мы сами мастерили барабан и маракасы и под мой аккомпанемент на пианино устраивали неплохие импровизированные выступления.
Но придя работать старшим механиком на теплоход «Аркадий Гайдар», к моему огорчению, обнаружил, что пианино в кают-компании нет. Оказалось, что при постройке судна в Югославии наличие музыкального инструмента не было обозначено в контракте.
Так вот. Однажды к нам был назначен боцман — нечистый на руку человек. Многое из того, что выписывалось в отделе снабжения для судна — краска, кисти, — он воровал и продавал. Нам с капитаном пришлось от него избавиться. Вдруг меня вызывают в комиссию партийного контроля при парткоме пароходства и показывают поступивший на меня донос, где написано, что я продал… судовое пианино. Донос был анонимный, но по стилю чувствовалась рука боцмана. Когда я начал объяснять председателю комиссии, что на судне пианино не было, а если бы и было, как я мог продать: надо нанять грузчиков, подогнать к борту грузовик, и всё это на глазах вахты у трапа — председатель комиссии злобно на меня посмотрел и сказал: «К нам поступил серьёзный сигнал — прошу сесть и написать объяснение».
В одной комнате с председателем сидела молоденькая секретарша, бодро стучавшая на пишущей машинке. Оглянувшись на девушку, я сказал председателю комиссии: «Вместо объяснения по «проданному» мной пианино я сейчас напишу, что вы постоянно пристаёте к вашей секретарше с сексуальными домогательствами. Это письмо брошу в ящик с жалобами трудящихся, который есть в обкоме партии. И посмотрю на выражение вашего лица, когда вас вызовут туда для объяснений». С этими словами я повернулся и ушёл.
Больше меня никуда не вызывали.
Ну а потом пароходство развалилось, я ушёл на пенсию — доносы на меня прекратились.
Аркадий ХАСИН