|
|
   |
Национальный банк Украины 6 октября 2015 года принял решение отнести очередной банк к категории неплатежеспособных. Этой новостью никого в Украине уже не удивить, с переменным успехом отправляются в «морг» (Фонд гарантирования вкладов физических лиц) по 1-2 банка в неделю. Но начиная с 2014 года к числу неплатежеспособных были отнесены уже 60 банков. В чем причина такой ситуации и каким будет будущее банковской системы? Это те вопросы, на которые нужно давать ответы сегодня, чтобы получить какой-то позитивный эффект завтра.
Оперативное вмешательство Нацбанка в систему и публичная перепалка между надзором и «пострадавшим менеджментом» вскрыли неприятные вещи, которые в системе были всегда, но знали о них только профессиональные банкиры и иногда надзор. Раскрытие подобной информации я не приветствую, поскольку она не способствует укреплению доверия к банковскому сектору. Но раз уж эти приемы и методы попали на газетные полосы, то эти риски можно обсудить с читателями.
Например, если истеблишмент банка решил бежать, то одним из простых методов прихватить с собой деньжат является задержка платежей. В принципе, все проблемные банки за 1—6 месяцев до гибели страдали нестабильным нормативом мгновенной ликвидности и задерживали платежи. Однако некоторые товарищи вели себя особенно цинично: когда им приносили платежки — их просто складывали «в тумбочку», совсем не отражая в системе учета. Если банк небольшой, а крупные платежи не ходят всего 5—10 дней, то обнаружить это безобразие практически невозможно. В ежедневной отчетности банка на счетах учета, где должны учитываться просроченные платежи, вы их не найдете, поскольку в систему учета они не попадают. Даже если банк по размеру активов небольшой, но с большим оборотом, то за 5—10 дней можно таким образом собрать и миллиард гривен, во всяком случае, так показывает практика.
Второй всплывший метод игры с «особой учтенной» наличностью в кассах банка — куда изящнее. Так, на счетах учета банк отражает, что в его кассах хранится столько-то наличных. Однако на самом деле денег на 10—50% меньше от заявленного количества. Таким образом, небольшой банк может запросто раздуть ликвидные активы и показать хорошую ликвидность. А поскольку манипуляция с цифрами происходит не в самой отчетности, а в процессе ее формирования, то выявить это «надувательство» можно только одним способом — пересчитать «кэш» одновременно во всех кассах банка. Одновременно — потому как даже небольшому банку отправить своего инкассатора (перетасовать наличность) из Херсона в Николаев или из Киева в Васильков не представляет труда. Технически пересчитать одновременно очень сложно. Однако в октябре эксперимент Нацбанку удался, результатом стало введение временной администрации в один из банков.
Конечно, есть еще очень много методов, как обмануть надзор, внешних аудиторов и финансовых аналитиков. Но я бы предпочел не вдаваться в подробности, сделаю лишь фундаментальный вывод. НБУ и Фонду гарантирования срочно необходимо выстраивать эффективную систему оповещения о проблемах в работе банков. Это могут быть как сбор жалоб, так и опыт Комиссии по ценным бумагам США (SEC), которая выплачивает премии клиентам, сдавшим нарушителей. Концепцию такой системы раннего оповещения можно обсуждать. И следует публично признать, что действующая модель работает невыносимо плохо. В большинстве случаев, когда банк признают проблемным, активов там остается от 3 до 20% от балансовой стоимости. С таким коэффициентом эффективности предупредительных мер система была явно не готова к введению временных администраций, поскольку каждый проблемный банк заведомо убыточен для Фонда гарантирования.
Второй вопрос, который возникает сам собой: какова же мотивация тех людей, которые руководимые ими банки превращают в пыль? За все 24—25 лет существования суверенной банковской системы Украина впервые столкнулась с системным банковским кризисом таких масштабов. Если бы менеджмент всех 60 лопнувших банков был жуликами, то, наверное, в стране банки банкротились бы куда чаще, чем это было до 2014 года. Правда здесь лежит на поверхности и состоит в том, что большинство из покинувших рынок не собирались банкротиться и на начало 2014 года даже не имели ничего общего с финансовыми пирамидами. На путь манипуляций с отчетностью и некорректного отображения нормативов, в большинстве случаев, их заставили пойти макроэкономические риски и смена политических элит.
Валютный и процентный риски для банков — это коварная штука. В 2014—2015 гг. они не проявлялись одномоментно, как в 1998 или 2008 гг., а накатывали волнами, «убивая» сначала слабые, а потом более сильные банки. Самой большой проблемой для рынка стала девальвация. После того как крупнейшие банки стали публиковать данные об адекватности капитала и мгновенной ликвидности ежедневно, уже не является секретом, что адекватность регулятивного капитала банковской системы практически прямо пропорциональна валютному курсу. Чем больше падает курс гривни к доллару США, тем хуже банки обеспечены капиталом. При курсе 32 грн за доллар в феврале 2015 года почти все ключевые игроки банковского сектора условно утратили платежеспособность. Напомню, что таких волн из «валютного риска» на протяжении 2014—2015 гг. обрушилось на банковскую систему сразу несколько: с 8 до 12, с 12 до 17, и с 17 до 30 грн за доллар. Мне трудно найти такую страну в Европе или Латинской Америке, банковская система которой выдержала бы столь интенсивный валютный шторм без потерь.
Масла в огонь подлило и повышение учетной ставки. Парадокс в том, что при повышении ставки НБУ действовал корректно — ему нужно было это сделать, поскольку такой шаг стабилизировал курс, который и разболтал систему. Но когда ставка взлетела выше рыночной цены депозита, банки уже не могли брать рефинансирование НБУ, замещая им отток вкладов населения и бизнеса. По факту, одна из компонент-ресурсной базы риск-сегмента, которая должна была амортизировать риски, вдруг стала самой дорогой и де-факто недоступной.
Однако история на валютном и «условно процентном» риске не заканчивается. Это был лишь стресс, который встряхнул систему, привел ее к кризису и как бы устранил слабых игроков, заставив их сбежать с рынка. Настоящий кризис еще впереди. Вместе с валютным стрессом начало снижаться качество банковских активов. Если в 2008—2009 гг. банкирам на стол швыряли ключи от автомобилей, купленных в кредит, то теперь швыряют ключи от бизнес-центров и гостиниц. Отраженные в квартальной статистике Нацбанка цифры в 25—30% «плохих кредитов» — это всего лишь фотография на один единственный определенный момент, а именно на 30.06.2015. Думаю, что к концу года некоторым банкам придется списать до 50% своих кредитных портфелей или во всяком случае признать, что вероятность возврата таких кредитов в ближайшие годы равна нулю.
Под действием макроэкономических рисков мы пришли к ситуации, когда система будет подвержена влиянию падения качества активов еще как минимум 12 месяцев. Говоря человеческим языком: банки будут работать убыточно, при этом убытки или будут прятать и дрожать в ожидании куратора, а потом и временного администратора, или честно показывать по отчетности и бегать за акционерами с просьбой быстро дать денег. Эти условия далеки от нормальных и, конечно, не способствуют ни экономическому росту, ни привлекательности банковского сектора. Само собой, что выживают в таких условиях или очень сильные украинские банки с сильной бизнес-моделью, или банки с иностранным капиталом, риски и ошибки местного менеджмента которых покрывает материнский банк.
Как по мне, Украина должна в будущем построить серьезный фундамент для противодействия банковским кризисам. Центральному банку страны нужно четко понимать:
1. Как валютный, инфляционный и процентный риски трансформируются в кредитный?
2. Сколько банков не выдержат разбалансирование того или иного макроэкономического параметра?
3. Сколько банков пожелают покинуть рынок и какие есть у надзора рычаги для того, чтобы проконтролировать сохранность активов банка при переходе в категорию проблемного?
На вопросы 1-й и 2-й отчасти дают ответ стресс-тесты. Но то ли тестирующие не могли себе вообразить курс в 22 грн. за доллар, то ли что-то недосмотрели, однако итоги стресс-тестов, проведенных в 2014 году, выход с рынка 60—70 банков не показывали. Если не нытьем аналитиков, то принципиальной позицией Правления НБУ вопросы 1 и 2 можно решить. А вот вопрос номер 3 становится фундаментальным. Если сквозь пальцы кураторов НБУ просачивается от 70 до 97% активов банка до передачи банка Фонду гарантирования, то напрашивается вопрос: а готова ли вообще система к стрессу? При этом быстро качество надзора повысить невозможно. Нужны фундаментальные изменения в надзоре за банками, вплоть до передачи части надзорных функций Фонду гарантирования, который в конечном итоге и отвечает за результативность вывода банков с рынка. Реформа, которую проводили еще в 2012—2013 гг., и которая перераспределила функции между НБУ и Фондом гарантирования, — была крайне неудачной. По существу, она размазала фидуциарную ответственность надзора: когда за банками наблюдают и выносят вердикт о проблемности люди из одной организации, а пытаются продавать то, что от этих банков осталось, люди из другой организации. В итоге результативность надзора НБУ считается по статистике Фонда гарантирования, а ФГВФЛ получает не банк, а кота в мешке, причем больного кота, за здоровье которого он ранее не отвечал. И весь этот праздник жизни финансирует Минфин, разумеется, за счет бюджетных средств.
Так что пока этот фундаментальный вопрос не будет решен, украинская банковская система будет реагировать на любой стресс. В числе надежных будут оставаться госбанки и банки с иностранным капиталом, у которых есть кому покрывать разницы между стоимостью активов и обязательствами при каждом проявлении макрорисков или при их постепенной трансформации в невозвращенные кредиты. Просто в 2014—2015 гг. бизнес-среда для банков в Украине была создана такая, что работать без убытков практически невозможно.
В моей ленте на Фейсбуке есть две группы друзей: первая восторгается идеей деолигархизации, точнее, концом ее эпохи, а вторая жутко ругает Правление НБУ и свято верит, что со снятием Гонтаревой и ее первого заместителя жизнь наладится. Обе идеи далеки от реальности, это скорее продукт неумелой пропаганды, чем глубокого знания системы.
Падение банков Жеваго, Бахматюка и более мелких олигархов — это всего-навсего реакция банковской системы на экономический кризис. Рекомендации Базельского комитета вообще не предполагают функционирование ФПГ. Коммерческий банк может находиться лишь в одной группе с инвестиционными банками и страховщиками. Ограничивают связь банка с промышленными компаниями для того, чтобы банк не выдавал все кредиты десятку компаний своего хозяина и не зависел от состояния дел в одной-двух отраслях экономики. Однако на практике эти рекомендации практически никто не соблюдает. Если поднять отчетность крупных корпораций, то почти у каждой есть свой банк — от General Electrics до Berkshire Hathaway. Но эти кэптивные банки регулируются по иным правилам, и требования надзора к ним более жесткие. Вдруг объявить банки олигархов вне закона при живом Приватбанке (Коломойского), действующем ПУМБе (Ахметова) и Банке Кредит Днепр (Пинчука) по меньшей мере нелогично.
Очевидно, что назревают фундаментальные изменения в системе банковского надзора, которые будут предполагать дифференциацию надзора. Так что по факту никакой деолигархизации нет, а произошла довольно простая вещь: Украина лишилась пятой части своей экономики, и часть банков, контролировавших примерно треть активов системы, просто «умерли» под действием стресса. Те банки с олигархическими корнями, которые побольше (Приватбанк) или посильнее (ПУМБ) — выжили. Среди 60 ушедших с рынка банков были, конечно, жулики и аферисты, сделавшие неверную ставку в игре, но их процент в общей массе активов не столь значителен.
Само собой, что и от смены правления НБУ результат не изменится — страна по факту испытала жесткий экономический стресс, войдя в него с неподготовленной системой надзора и гарантирования, дыры в которой латаются по ходу развития событий.
Проблема банковского кризиса, связанного со снижением качества банковских активов, в Украине сегодня не решена. Мы только подходим к острой фазе кризиса и, к сожалению, я не вижу никаких компенсаторов этих рисков — ни естественных (например, рост экспорта), ни искусственных (созданных НБУ). По факту, акционеры банков должны будут эти риски покрывать из собственного кармана (довносить капитал). Но довносить захотят не все — значит, банкротства еще будут. Думаю, что еще 5-7 банков, а может, и больше, до конца года пополнят число «клиентов» Фонда гарантирования.
Но это не самая страшная проблема, поскольку все из крупных банков, кто хотел выйти с рынка, уже это сделали. Самое неприятное — это резкое падение рабочих кредитов в банковской системе. По моим подсчетам, за первое полугодие 2015 года валютные кредиты платежеспособных банков снизились в валюте на 47%, а кредиты в гривнях — на 29%. В третьем квартале ситуация стала еще хуже. Что же станет драйвером роста ВВП при таком падении объемов финансирования его производства? Зерновые могут дать +/- 1—2%, какой-то номинальный рост мы увидим в четвертом квартале 2015 года из-за низкой базы сравнения. Но что именно приведет к восстановление объемов ВВП до уровня 2013 года — для меня остается загадкой.
Опасность ситуации в том и состоит, что к 2016 году мы рискуем быть втянутыми в такой цикл, когда банковская система не сможет обеспечить экономику кредитами, поскольку, вспоминая прошлый опыт, население и иностранцы не будут спешить нести деньги в банки в форме депозитов, капитала или международных займов. Технически считалось, что дефицит кредитных ресурсов после стресса восполнят международные банковские группы, но после анонса ухода UniCredit и сокращения масштабов работы австрийских банков реальность этой идеи вызывает сомнения. Не только НБУ, но и реформаторам судебной системы придется очень хорошо потрудиться, чтобы мечта о масштабном кредитовании со стороны BNP Paribas, Credit Agricole, Deutsche Bank или UniCredit воплотилась в жизнь, а пока кризис продолжается и, видимо, просто взял тайм-аут на время выборов.
Виталий Шапран. Член исполкома Украинского общества финансовых аналитиков. MIGnews