|
То, о чем я пишу, — из жизни моих родственников в оккупированной Одессе. Малыш — это мой муж, Ревус Владимир Феодосьевич. Его мать — моя свекровь — Ревус Варвара Ивановна. Свекор — Ревус Феодосий Михайлович.
К глубокому сожалению, судьбой моих замечательных родственников я стала интересоваться поздно, когда они уже давно ушли из жизни.
Худенькие тоненькие ручки ребенка, такие же ножки, рахитичный животик. На прозрачном лице — большие голубые глаза, жадно смотрящие на кусок хлеба в углу большой кровати, рядом — бутылка воды. А до хлеба еще нужно доползти...
«Где это?» — спросите вы. Одесса, 1941 год. Центр города. Огромная коммуналка. Отец малыша с первых дней на фронте, мать — на принудительных работах. Ребенок находится под присмотром соседки-румынки, которая все время ругала своих соотечественников — румынских солдат, которые часто наведывались в квартиры беззащитных мирных горожан, опустошая их продовольственные запасы и кошельки. Крики соседки не пугали малыша, он к ним привык. Хуже становилось, когда ее не было слышно, а за окном что-то взрывалось. Тогда малыш сползал с кровати и забивался под огромный деревянный стол на львиных лапах. Там было спокойно, но он с мучительной тоской ждал мать. Когда она приходила, он выползал ей навстречу, прижимался к ней и засыпал успокоенно. А матери хотелось рыдать и биться головой о стену от отчаяния. Но она знала: во что бы то ни стало ей нужно спасти сына. Значит, опускать руки не имела права.
В Одессе началась эвакуация. Спасаясь, женщина попала на теплоход «Ленин». Перегруженный теплоход, где было много детей, женщин и раненых, подорвался на неизвестно чьей мине — советской или немецкой. Почти все погибли. Спаслись единицы. Прекрасная пловчиха, мать привязала к себе сына и вскоре потеряла сознание. То ли живую, то ли мертвую выловили ее моряки. Мать и сын пришли в себя. Бог подарил им жизнь — за волю к жизни!
Пришлось возвращаться в оккупированную Одессу. Голод — страшное чувство. Нужно было выстоять. Нужно было спасти сына! Приходилось делать все, что можно и что невозможно, только бы ребенок не погиб.
Немцы организовали гетто для евреев, которых в Одессе было много, много было их и в доме. Со многими она дружила. Ее соседка, когда попала в гетто, смогла передать, что дочек спрятала в подвале, умоляла их спасти...
Теперь у матери было трое детей: еврейские девочки из подвала, полного крыс, переехали в ее комнату. Большую часть времени они проводили в большом чугунном сундуке, ее приданом. «С ума сошла, на кой черт тебе эти жидовки, сама с голоду дохнешь!» — кричала ей соседка-румынка. Но никогда в жизни она не донесла бы на нее ни немцам, ни своим соотечественникам.
Как-то малыш выскочил (вернее, выполз) во двор, где вышагивал немец-офицер. Светловолосый, худенький, голубоглазый малыш заинтересовал его. «Где твой папа? — спросил он. «На фронте, немцев бьет» «Так нельзя говорить», — покачал головой немец и завел мальчика в дом. А сам быстро ушел.
К чему это я? Я думаю, что люди всегда остаются людьми. И доброта спасет мир. И в каждой нации есть подонки, а есть благородные люди — как соседка-румынка, как немецкий офицер, как моя свекровь. Нужно оставаться человеком при любых обстоятельствах.
Лилия Василенко