|
|
   |
Память живуча и часто возвращает всех, кто познал лихолетье войны с фашистскими захватчиками, в уже далекое прошлое. Припоминаю сентябрь 1941 года и свою родную Березовку, на то время уже в течение полутора месяцев находившуюся в оккупации.
Люди были совершенно подавлены бедой: обуглившиеся элеватор, железнодорожная станция, дома на улицах городка. Флаг со свастикой на управе, расположенной во вчерашнем сельсовете. Окраины переполнены румынскими войсками, преимущественно кавалерией. Одни дивизии, находясь здесь несколько дней, выдвигаются на штурм Одессы, прижатой осадой к морю, другие занимают их место.
Кишело чужеземцами и наше подворье. Командовал ими, кая я очень быстро понял, сержант по фамилии Маркиш. Он был крикливый, но не разрешил своим солдатам выгнать нашу семью из хаты в сарай, как это сделали оккупанты у соседей, и этим выделялся. Заметив мою заинтересованность кожаной кавалерийской амуницией, начал дружелюбно объяснять, что к чему. Это побудило меня больше запоминать значение слов незнакомого языка, я начал делать записи в блокноте и быстро пополнять словарный запас. Контакт с Маркишем укрепился. Как-то он признался, что боится отправки под Одессу и ничего не знает, что же там происходит.
«А мы знаем? — с горечью спросил Николай Дяченко, хата которого, под камышом, с чердаком, не то что наша мазанка, высилась по соседству. Николай вернулся из Львова с теми, кто эвакуировался, после окончания первого курса электромеханического техникума. Несмотря на разницу в возрасте, мы с ним сдружились. Нам обоим хотелось узнать, как обороняется Одесса, но вокруг — полная глухота. И румын Маркиш ничем не помог. Именно после моего рассказа о Маркише Николай и пожалел, что нет радиоприемника. Тут я вспомнил об учебнике физики, купленном в Одессе, когда нас, закончивших пятый класс с похвальной грамотой, возили на экскурсию: листая учебник, я с интересом прочитал, как можно самому сконструировать детекторный радиоприемник. Николай воскликнул: «Неси!».
Детектор мы выплавили на костре в глиняном карьере — из смеси стружек свинца и серы, оправили его в жесть, намотали катушку из медной изолированной проволоки, нашли наушник от полевого телефона (что только ни валялось вокруг в то время!), протянули антенну на чердаке у Николая... В ночь на 23 сентября, вернее, уже на рассвете, после многих ночных неудач, нам наконец-то посчастливилось услышать: «Говорит Одесса!». Мужской голос сообщал, что защитники города держатся, больше того — 22 сентября им на подмогу в Григорьевке высадился десант, и отогнали вражеские войска на восемь километрсв. Десантники соединились с обороняющимися, а по улицам Одессы были провезены захваченные у фашистов орудия.
Радости нашей не было предела! Днем мое очень веселое настроение привлекло внимание Маркиша. Он поинтересовался, что случилось. Я не удержался и ответил: «Десант де маре!» — «Десант с моря!». Маркиш пристально посмотрел на меня, помрачнел, и тут до меня дошло, какую смертельно опасную оплошность я допустил. Однако румын не схватил меня, а повернулся и торопливо пошел по улице, наклонив голову.
Мама издали увидела, как встревожился и побледнел румын от чего-то сказанного мною и подбежала с вопросом. Я ей тоже сказал о десанте, хотя промолчал, откуда мне это известно.
Но что произошло через час-другой! Ошеломляющая новость вихрем разлетелась и среди оккупантов, и среди населения городка, вызвав неоднозначное волнение: у кого — от страха, а у кого — от радости: ведь под Одессой наши достигли такого боевого успеха!
Тогда мы с Николаем впервые поняли свой долг.
А дивизия Маркиша к вечеру торопливо собралась в поход. Прежде чем сесть в седло, Маркиш подошел ко мне, положил руку на плечо. В его глазах блестели слезы. «Йоу мердже ла моарте», — подавленно промолвил он. В переводе это означало:»Я иду на смерть». Потом наклонился и шепнул мне на ухо: «Радио — фудж!». То есть: «Радио — прочь!». Значит, понял я, он догадался об источнике трагической для него информации. В следующее мгновение Маркиш вскочил на коня и ускакал со двора.
Николай, услышав от меня о предостережении румына, бросился на чердак, я — за ним. Мы надежно спрятали наш детекторный радиоприемник. А на следующее утро по всей Мещанке — восточной окраине Березовки — зашастали жандармы, лазили они и на чердак хаты Николая. Ничего, ясное дело, не обнаружили.
Да, контрразведка не могла не засечь возникшие вчера среди солдат дивизии переполох и смятение, но опоздала. Это и спасло нас. И послужило уроком на будущее, когда мы совершали диверсии уже под руководством Владимира Федоровича Дяченко — старшего брата Николая, лишившегося руки в бою под Днепропетровском осенью 1941 года и попавшего уже прооперированным вместе с госпиталем в плен к немцам. Чудом оставшись живым, Владимир Федорович добрался по полям на Одесщину, домой, и организовал в Березовке, на Мещанке, подпольную организацию. Мы с Николаем влились в нее со своим радиоприемником, так здорово связавшим нас перед тем с героическими защитниками Одессы.
Борис Дубров