|
|
   |
Я — коренная одесситка, 1931 года рождения, которой в детстве пришлось пережить войну с фашистской Германией, оккупацию, голод. А вот сейчас в мою жизнь снова пришла война.
В довоенные тридцатые годы мы жили на Малой Арнаутской, 59 (тогда она называлась улицей Воровского), рядом с ЦУМом, впятером в одной комнате коммунальной квартиры. Правда, у бабушки был курень в Аркадии, практически на берегу моря. Отец был участником финской кампании, там стал инвалидом, поэтому на фронт его уже не призывали.
В начале войны мне было 10 лет, так что все помню хорошо. Одессу враг начал бомбить не сразу. Одно из первых попаданий по городу — молокозавод, что находился на улице Ярославского (теперь Троицкая), в четырех кварталах от нашего дома. Было очень много огня и дыма. Мы испугались, решили выбираться в Аркадию. Шли пешком, по дороге проходили огороды, сады. Нам, детям, люди, что там жили, разрешали нарвать овощей и фруктов.
У куреня была кухня, там нас бабушка и приютила. В первую же ночь огонь по врагу вела береговая батарея. Было очень страшно. Поэтому родители стали прятать меня в катакомбы, которые имели выход к центральному пляжу. Потом многие так стали делать — на ночь прятались под землей. Правда, условия нахождения там были тяжелыми: земля сырая, глинистая, подземными ручьями текла холодная вода. Спали мы на картонках или фанере, но от холода это не спасало. Катакомбы тянулись от Аркадии до села Усатово, в 50-е годы их замуровали.
Под вечер 17 октября в город вошли оккупанты. Мы вернулись в свою комнатку на Воровского. В доме была лестница, которая вела на чердак. А на чердаке прятался от оккупантов красноармеец или партизан, не помню. Меня просили относить ему еду и записки. Я брала куклу — она служила мне прикрытием — и поднималась на чердак. Не знаю, почему, но я не боялась. Когда объявляли тревогу, бежала в церковь, веря, что туда бомба не попадет. Зимой забегала в храм погреть руки над горящими свечами.
Самое страшное воспоминание того времени — когда однажды румыны приказали закрыть на окнах ставни и не выглядывать. Я ослушалась, чуть приоткрыла, ибо на улице что-то происходило. Слышны были крики и стоны множества людей. Оказывается, это евреев угоняли в гетто. Было дико холодно, январь 1942 года оказался очень морозным. Стариков и детей везли на саночках, остальные шли пешком. По бокам растянувшейся колонны вышагивали автоматчики с овчарками. Пережитый тогда страх я не забуду никогда. О Холокосте много написал постоянный автор «Вечерки» писатель Аркадий Хасин. Когда читаю его воспоминания о том страшном времени, вновь и вновь переживаю события оккупации нашего города.
А сейчас в мою жизнь вновь пришла война. И мне очень страшно. Живем даже не одним днем — одной минутой.
В годы оккупации было даже не так страшно, как сейчас. Ведь немцы и румыны мирное население и детей не трогали. Помню, как к нам на коммунальную кухню зашел молодой офицер. На кухне я была одна. В квартире — никого. Он посмотрел на меня и говорит по-немецки: «Руки грязные». После чего достает из кармана обмылок и дает мне. В предвоенное время отец приучил меня читать газеты. Там на картинках фашистов изображали какими-то чудовищами с рогами. Поэтому, когда на кухню зашел немецкий офицер, я упорно смотрела на него, пытаясь понять: а где же рога? Вместо этого незваный гость предложил мне помыть руки…
А сейчас фашисты XXI века детей убивают, воруют, насилуют. На Одессу летят ракеты, разрушая красоту нашего любимого города. Гибнут люди. И я до сих пор не могу найти ответ на главный вопрос: почему наши так называемые братья напали на нас с такой звериной жестокостью?
Лидия ИВАНОВА