|
|
   |
Моих друзей, бывших одесситов, настигла беда. Сын заболел раком. Диагноз поставили поздно: человек лет тридцать не обращался к врачам, не было повода. И вдруг, по возвращении из полугодового странствия по Индии, у него начались резкие боли в ноге. Лечение у ортопеда не помогало, а когда пациента тщательно обследовали, там уже были метастазы...
Когда приятель сказал, что его больной сын готовит выставку своих работ, и осторожно спросил, не хочу ли я на них посмотреть, удивилась. Какую выставку, он что — художник?! Оказывается, работает с металлом, самоучкой освоил. Конечно же, я согласилась туда съездить, должна была. Хотя изначально боялась этой встречи. Как вести себя с человеком: делать вид, что не знаешь о его страшной болезни? Натужно хвалить его железные самоделки, даже если они того не стоят?..
В гостеприимном доме этих друзей я нередко бываю. Не раз встречалась там с их дочкой, которая сама уже бабушка, и успевает работать и постоянно оказывать трогательное внимание всей родне. А вот сына я видела разве что на юбилеях, где вся семья просто обязана быть в сборе. Родители почти ничего о нем не рассказывали, и мне казалось, что этот их Славик с малолетства (а детство его прошло в Одессе, в Израиль привезли семнадцатилетним) был «инфант террибл», ужасное дитя, и таким остался. Он сам мне об этом сейчас расскажет, и отец, с которым мы приехали к нему в Пардес-Хану, удивится такой откровенности перед чужим человеком: многое он услышал впервые...
Ростислав — так написано это имя в анонсе выставки — сразу сам задал тон нашей встрече. И я то поспешала за его инвалидной коляской по комнатам-мастерским и просторному двору дома, что они с Анат снимают, то сидела визави, глаза в глаза, слушая его тяжелую исповедь. Несколько слов об Анат. К этой женщине, которую Ростислав называет Анютой, он ушел из своей первой семьи давно. Три ее сына и оба его сына этот союз приняли, с детских лет подружились, так что семья там сложилась. Нет, Анат не художница, ее занятие — компьютеры. Жаль, что я не могла с ней поговорить: мне иврита не хватает для такой беседы.
Что до работ Ростислава Барзилая (такую фамилию, вернее, псевдоним, он себе выбрал — производный от ивритского «барзель», железо), — эти работы по-настоящему хороши! В поисках места, где можно выставить два десятка произведений, навеянных, в основном, его «открытием» Индии, художник обратился в галерею Амалии Арбель, что близ Тель-Авивского порта, и там облюбовал маленький зал. Галерейщица же, посмотрев альбом с фоторепродукциями его изделий, предложила выставить все, что у него наработано! Так что придется теперь часть работ собирать по частным домам.
«Такое сумасшедшее счастье — я попал в одну из лучших галерей Тель-Авива!», — радуется будущий экспонент. О счастье с эпитетом «сумасшедшее», «огромное», — я не раз еще от него услышу, даже врачиху Анабель, которая обследовала его и определила эту жуть, этот рак, он называет своим счастьем!
Выставку, анонсированную на январь, автор назвал «Мой путь». Он готовится показать там не только металлическую пластику, а и фотографии, черно-белые и цветные (на металлических пластинках, и чтобы натуральная ржавчина проступала), а также работы в смешанных техниках. Они с другом Изей, интересным художником, чьи полотна я видела в доме родителей Славика, готовят сейчас картину, где будет и живопись, и пластика, и... он сам пока не знает, что еще. Там будет символика основных религий человечества. Эта работа посвящается Николаю Рериху, их любимому художнику.
«Индия — мое настоящее», — говорит Ростислав. Он увлеченно рассказывает об этом. «Определили всех детей в армию, и отправились!», — смеется. (Всех — значит, трех младших, старшие давно свое отслужили). Два месяца они с Анат провели в долине Кулу, где институт и дом-музей Рериха, знакомились с наследием великого художника и философа. Затем перебрались в центр страны, в штат Карнатака. В огромный заповедный край, сплошь гранитный: стены домов и крыши, скамьи, храмы и многочисленные статуи, рельефы и барельефы — все из этого камня. Гранит разного цвета — серый, розовый, палевый... И мощная такая энергия! Они жили в маленьком отеле древнего города Хампи, общались с простыми местными людьми, учились их отношению к живой природе, ели то же, что и они, и проблем со здоровьем не испытывали. «Мы были абсолютно счастливы!» — восклицает мой собеседник, деловито добавляя: «И сильно продвинулись в английском».
Попробую дать читателю какое-то представление о работах, что я увидела в Пардес-Хане, с помощью слова, в данном случае материала весьма приблизительного. Итак, первое, на что упал глаз в гостиной, это большой декоративный цветок, металлическим стержнем восходящий от камня-дикаря. А чашечка у него нежная, изнутри высвечивает лиловым и красным, там вроде бы аметистовая щетка? «Нет, стекло, — говорит автор. — Я сделал эту работу лет десять назад и называю ее «Цветок любви». Надеюсь продать за восемнадцать тысяч долларов. А после моей смерти цена ее удвоится!». Последнюю реплику он произносит громко и весело — похоже, эпатирует отца. Сын то и дело задирает папу, наскакивает на него, как петух. Это у них такой стиль общения, как я заметила. Прежде, видимо, отец отвечал ему тем же, мне неплохо знаком взрывной характер этого моего приятеля, однако сейчас он непривычно терпелив и смиренен...
И петух — вот он, большой, роскошный. Какая искусная работа! Но тут папа мастера раскрывает мне глаза: вот же старые вилы — это хвост птицы, шея — обычный гвоздодер, а гребень — изогнутый кусок пилки, ноги — разводной ключ, ну и т.д. Потом, когда я залюбуюсь другим его творением — верблюдом, Ростислав объяснит, что он собран из разных, случайно найденных железок, и только хвостик пришлось выковать. И признается, что вот такие работы, где удалось в отходах металла, старых инструментах угадать, что на что похоже, а потом собрать из ржавого «вторсырья» нечто, он больше всего любит. Кстати, сейчас отец привез ему презент: старый латунный водопроводный кран, возможно, пригодится.
Я спросила, какая работа была у Славика первой. Он охотно ее показал — это настенная вешалка в форме оленьих рогов. И тут у меня получается «вставной сюжет». В Израиль семья моих приятелей прибыла из Одессы в 1973 году, когда сыну было 17. Отслужив в армии, он стал работать вместе с отцом-электриком, который отличался не только деловой хваткой, а и умелыми руками. Сын многому у него научился. Прежде всего, принципу, что любая работа должна быть сделана красиво. Со временем Ростислав уже решал задачу освещения жилого, клубного или другого помещения не как обычный электрик — парень становился дизайнером.
Случайная встреча с экстрасенсом переменила ход его жизни. Захотелось поднять себя духовно и физически. Два года он учился в колледже, осваивая методы китайской медицины. Увлекся китайскими боевыми искусствами, мастерски овладев саблей. И сейчас можно видеть на стене в доме этот специфический набор: саблю дао, мечи, боевые палки... Спортивная закалка, он убежден, помогает бороться с болезнью.
Да, так о первой работе в металле. Ростислав стал практиковать, обучая пациентов укрепляющим упражнениям, делая им массаж, иглоукалывание. В помещении, которое арендовал под кабинет, не было вешалки для верхней одежды. Купить? А может быть, сделать? «И я вдруг вспомнил угол, где нас в детстве наказывали. Там была вешалка, такие рога...», — рассказывает он. «Что значит «нас»?» — спрашиваю. Отвечает отец: «Это была моя ошибка. Не хотел вникать, кто из них прав, кто виноват, и если один жаловался, отправлял в угол обоих, и Светку, и Славика, — пусть сами разбираются. Теперь понимаю, что был не прав». Сын великодушен — ладно, ссоры давно забыты, они с сестрой обожают друг друга, на отца зла не держат.
Зато домашняя вешалка из штрафного угла побудила его смастерить нечто подобное, обратила к работе с металлом. Он стал собирать разные металлические отходы, лом, ржавые железяки, старался прозреть, что из этого можно сделать. Его главными инструментами стали молоток, зубило, наковальня и огонь.
И вдруг, безо всякого видимого (мне, по крайней мере) повода, он обрушивает на отца гневный упрек: «А вот Лорда мы тебе не простим!». И я узнаю такую историю. Отец однажды купил щенка добермана и принес домой. Его назвали Лордом, держали в ванной, ибо в квартире было тесно. Пес вырос, и главе семьи, как он сейчас сказал, стало жалко животное, которое содержится в таких неподходящих условиях. Однажды, когда дети были в школе, он отвез Лорда к прежнему хозяину. Пес оттуда сбежал и нашел дорогу домой! А отец, снова тайком от детей, его увез за город... Это было 50 лет назад, однако взрослые сын и дочь забыть то детское свое потрясение не могут! «Жалко было мучить животное», — повторяет отец. «Мои родители большие чистюли, им мешала собака в доме»! — резко парирует сын. А рядом стоят и внимательно слушают наш разговор, хотя, вряд ли что понимают, не зная русского языка, две крупные псины: светлой масти Лолита и черный, с белой звездой на груди, Перах...
Свою выставку Ростислав намерен посвятить покойному другу, скульптору и дизайнеру Арье Арпазу. Рассказывает: «Этот человек после долгого отсутствия вернулся из Штатов, и меня попросили исправить в его доме электричество. Когда я туда пришел, хозяин распаковывал багаж — доставал из коробок скульптуры, поковки. Это были его изделия, они мне понравились. И сам человек понравился — много знает, интересный рассказчик. Мы подружились и лет десять вместе работали. Он многому меня научил. Когда я сомневался в том, что сумею что-то выполнить, Арье спокойно говорил: «Ты это знаешь, просто забыл». И я «вспоминал»! Мы вместе оформили интерьер джазового клуба «Блюзет» в Зихрон Якове. Я помогал мастеру осуществить проект для школы Нили: установить его великолепные металлические ворота, где вьется виноградная лоза из бронзы, выполнить дизайнерские работы в саду, разбивая там клумбы, оформляя игровые площадки для детей. Мы вместе сделали Арон-кодеш для Большой синагоги Тель-Авива, это тоже была интересная работа. Арье очень много трудился, предметы иудаики в любимом его стиле арт-нуво, разнообразные ханукальные подсвечники, пасхальные тарелки, мезузы уникальны! И вдруг у него оказался рак. Он быстро ушел. Я думаю, потому, что был одинок. А меня вот целая армия держит»...
Ростислав говорит, что перестал бояться болезни, которую мы обычно избегаем называть по имени. Он даже медицинским термином «канцер» не пользуется, в его русском речевом обиходе «рак» звучит просто и буднично. Признается: «Знаете, у меня вызывает любопытство этот мой рак и собственная смерть, которой я совсем не боюсь».
Больного художника удерживают на белом свете большая любящая семья и преданные друзья. Само собой, его главная опора — его Анюта. И его работы. Он убежден, например, что восемь сделанных им фигурок в позах китайского комплекса «тай-чи» — тоже оружие против рака.
Недавно, когда болезнь дала передышку, они поехали в Синай. Втроем, с Анютой и старшим сыном Шаем. Эта поездка тоже была настоящим счастьем, говорит Ростислав. Он в свое время служил в Синае, обожает там море. И главное: там, в общении на уникальной природе, все трое еще больше сблизились. А теперь — о будущем, он даже повторил это слово: будущее. Старший сын Анат, ему 33, живет в Амстердаме. Надо снять там на два месяца студию и сделать выставку на тему «Святая земля» — показать Иерусалим, наши традиции и пр. Работы он подготовит здесь и возьмет с собой. Такая у человека задумка...
ПЕЧАЛЬНОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ. Пока этот очерк дожидался публикации в нашей газете, пришло скорбное сообщение из Израиля: Ростислав Барзилая скончался. Умер он, при всей неотвратимости ожидаемого конца, внезапно. Перед этим успел увидеть громадный успех своей выставки в одной из престижных галерей Тель-Авива. Почти все ее экспонаты были раскуплены сразу же.
Мы решили опубликовать этот очерк о необычной судьбе нашего бывшего земляка. Ведь это одна из удивительных историй, способная вселить веру в неисчерпаемость человеческих возможностей, в вероятность счастья творчества в самых трагических обстоятельствах.
Белла Кердман (Израиль)