|
|
   |
В Золотом зале Одесского литературного музея 4 мая состоялся творческий вечер Веры Зубаровой — поэта, прозаика, литературоведа, кинодраматурга... одесситки (стоит ли напоминать о том, что бывших одесситов не бывает?), живущей ныне в США и преподающей в Пенсильванском университете.
Вся программа вечера условно разделилась на три части, и «золотой серединой», несомненно, стал показ документального фильма-повести «Лоцман на трубе», снятого по сценарию Веры Зубаревой и посвященного памяти ее отца — Кима Беленковича.
Несколько стихотворений в неповторимом авторском прочтении становятся своеобразным камертоном, погружая зрителей в реку Времени, настраивая их на восприятие непростой, яркой судьбы отца Веры, трижды бывшего «на волосок» от смерти и трижды избежавшего (читай — победившего) ее.
Ким Беленкович — человек, чей жизненный путь пролег через Великую Отечественную войну, человек неординарный, наделенный недюжинным литературным даром и умением любить. Любить море, родной город и людей, в нем живущих, любить дочь.
Строчки, написанные им на тетради, подаренной маленькой Вере, звучат как напутствие:
«Бесцельно времени не трать —
Нет в мире боле дорогого.
Я подарил тебе тетрадь
Не для занятия пустого.
Пусть море Черное шумит,
Пусть старый дуб листвой колышет.
Узнай, о чем он говорит,
Услышь, чего никто не слышит» .
И Вера не только смогла «услышать», но и помогла сделать это всем, кто жаждет слышать то, «чего никто не слышит». Ее поэзия, ее проза, а также режиссерские работы (ее фильм «Four Funny Families» по мотивам четырех чеховских пьес завоевал первое место в конкурсе молодых кинематографистов — Филадельфия, 2001) — лучшее тому подтверждение.
...Смещается пространство, плывут и исчезают медальоны Золотого зала одесского Литературного музея. За окнами солнечный майский день, но слышно, как где-то идут дожди, смывая тонкие, невидимые грани между «теперь» и «тогда»...
Перед притихшим зрителем возникает дощатый стол, на котором лежат два конверта, два серых крыла вестницы Смерти. Похоронки... А над ними встала женщина: ни слезинки — в очах, ни кровинки — в твердо сжатых прекрасных устах...
Ты слушаешь. Ты спишь. А край все ближе.
Как ни ложись, проснешься на краю.
И смешивая сумрак с небесами.
Единый кто-то, множась голосами,
Поет одно и то же — «не ложись!».
Но исподволь меняет все местами.
Очнешься, вздрогнув. Полоснет, как пламя...
«Кто это был?». И вдруг прозреешь: жизнь».
...Ах, как не хотелось, чтобы этот вечер уплывал от нас. Пускай даже и в гавань памяти, ведь такие вечера не забываются. Они запоминаются на... Определить временные рамки невозможно, а слово «навсегда» я не люблю. Поэтому возьму на себя смелость и прибегну к не вполне литературному термину: такие вечера остаются в крови и бегут по жилам и питают чье-то измученное сердце... чью-то уставшую, отчаявшуюся душу.
Вера Зубарева читает стихи, прозу... Рассказывает о создании фильма, посвященного отцу, о публикациях, отвечает на вопросы слушателей... Возникает удивительное, совершенно естественное и потому живое, не загнанное в рамки формата общение, в процессе которого раскрываются люди. Возникновение диалога со слушателем — дело стихийное и абсолютно неуправляемое, как и подобает всему стихийному. Это то, что нельзя запрограммировать, отработать, навязать. Оно или есть, или его нет. Такой диалог возник с первого же стихотворения, прочтенного Верой Зубаревой, с первых слов, произнесенных ею.
Надо ли говорить об удивительном свойстве времени: когда звучит настоящая поэзия — время летит незаметно. Говоря «настоящая поэзия», я имею в виду и прозу Веры Зубаревой, и уверена, что тот, кто знаком с ее творчеством, согласится со мной. Ну а тот, кто еще не знаком, непременно познакомится, причем в самое ближайшее время.
Галина Безикевич