|
|
   |
Названия книг, поэм и стихов, циклов и разделов сборников, авторские посвящения составляют знаковомежевую систему творческой территории литератора, являются маячными огнями его жизненного пути. Лауреат Национальной премии имени Тараса Шевченко Борис Нечерда (11.07.1939 — 11.01.1998) находил для каждого своего издания емкое и выразительное имя — «Материк», «Лада», «Барельєфи», «Лiтак у краплi бурштину», «Вежа», «Танець пiд дощем», «Удвох iз матiр’ю», «Седло для кентавра» (переводы на русский язык). Эти названия созвучны содержанию книг, их жанрово-образному строю, графическому оформлению, исполненному в большинстве случаев самим автором. И этим выделялись из основного массива романсово-пейзанских или мобилизационно-лозунговых «артикулов» на обложках эпохи социализма.
Ахиллесовой пятой стихотворной продукции той приснопамятной поры было обилие посвящений — классикам русской и украинской литератур, власть предержащим в Союзе писателей, а также передовикам производства, деятелям искусств разного калибра, ученым, космонавтам, педагогам, врачам, геологам, морякам, рыбакам, летчикам... Этот одический «мейнстрим» всячески поощряла официальная критика вкупе с издательскими рецензентами рукописей. Насыщенность рифмованных «виватов» соотносилась с уровнем гражданской зрелости и патриотизма авторов.
Нечерда не преуспел в «стояниях» у парадных подъездов (вспомним к случаю хрестоматийное стихотворение Николая Некрасова). Борис понимал миссию стиха как своеобразное послание «urbi et orbi» (городу и миру), обращение к людям, настроенным слушать исповедь, раздумья или инвективы поэта. А посему в его книгах имен персоналий из энциклопедий (в дательном падеже), помещенных под заголовками произведений справа, совсем не густо. Появление адресации «Пальмiро Тольяттi, комунiсту» при первой публикации поэмы «Данте» можно трактовать как «отмазку» перед цензурой — на дворе стоял 1967 год, хрущевскую оттепель сменили крепкие идеологические заморозки.
«Вибраже» 1991 года уже не содержит упомянутого всуе бывшего руководителя Итальянской компартии. Нарочитое упоминание в названиях стихов Дарвина, Хемингуэя, Шамиля вполне можно назвать приемом камуфляжа подтекста, второго плана каждого произведения.
За 35 лет профессиональной работы Нечерда удостоил посвящений полудюжину одесских писателей, нашего общего друга из болгарского города Варны Тодора Копаранова и... чилийскую поэтессу из города Вальпараисо по имени Эсабель (возможно — подпольщицу)... Список исчерпан! Как это расходится с комплотной традицией поэтических величаний друг друга по любому поводу и вовсе без оного!
Для полноты картины укажем посвящения отцу, матери, дочери Орысе, сестре Ниле, дяде Сане Козлюку (одному из героев поэмы «Ярешкiвський роман»), друзьям-художникам Ю. Коваленко и В. Мязину, академику Ю. П. Зайцеву. И в героической теме: поэма «Крило звитяги» посвящена погибшим и живым героическим защитникам Севастополя от фашистов в 1941 году (первая книжная публикация — 1977 год), стихи воинам-афганцам (авторская дата написания — 15.02.89 г.).
Для пожелавших меня поправить: знаю стихотворение «У Максима Рильського» («Лiтературна Одеса», 1959 г.), храню ряд стихотворных репортажей и очерков Нечерды в одесских газетах «Комсомольское племя», «Комсомольська iскра», героями которых были ударники заводов, колхозных полей. Но ни эти публикации, ни стихотворные опыты школьных лет Борис Андреевич не включал в свои книги — объективно оценивая их художественные достоинства.
Гений поэта разнопланово раскрывался в любовной лирике, стихах о Женщине, Ладе, Роксолане. Назову «Дiвчаток» из дебютного сборника, «Кiлiйське», «Дiвча з того берега», «Дiалог у панельному домi», отдельные вещи из венков сонетов и двух циклов стихов-эстампов. Сколько читателей вспоминали первую любовь, едва начав читать «Хлiб удосвiта»:
Удосвiта, любове, удосвiта
є сто думок,
але немає досвiду.
Опыт принесет разочарования и боль. Почти 40 лет мы с Нечердой прожили в «зоне досягаемости» Одессы, в силовом поле городского общежития. Рядом тянули лямку газетчика, помогали друг другу распутывать ранжированную византийщину писательского прихода, оказывались в одном окопе на издательской передовой. Но я не припомню ни единого изустного сообщения Бориса о переменах на «женском фронте». Все — в его стихах.
Мне было бы затруднительно ответить коротко: счастливую — или нет — жизнь прожил Нечерда. Прибегну к формулировке, которую я нашел у Сергея Аверинцева: «Что в настоящих поэтах, хотя бы неверующих, хорошо — так это что они, преимущественно никак не праведники, не принимают участия в рекламной пропаганде ада». Стигмы сердца Нечерда обнажил в цикле «Начерки до «Технологiї ущасливлень» в «Останнiй книзi». И о «потерянном» рае высказался там.
Недавно я получил письмо из США. Теперь с полной уверенностью можно расшифровать криптоним S.-N.P. на странице 137 «Останньої книги». Стихотворение посвящено Соне- Неле Потиевской. Ряд лет они прожили в гражданском браке. Госпожа Потиевская рассказывает, что хранит письма Нечерды, черновики некоторых стихотворений, сборники поэта. И вложила в конверт две ксерокопии: оригинала стихотворения, написанного рукой автора, а также перевод — подстрочник. Почерк — неоспоримо нечердинский.
Анатолий Глущак
S.- N.P.
Через декiлька лiт закiнчиться мiй недолiт
до мети, до судьби i до N, що єдину й любив.
Слава вiком накрилась i пахне, мов нафталiн
в гробi, де вже гараздує мiль i кам’янiє пил.
Тiльки декiлька лiт, i гаплик, i затим ОТПУЩА-
ША РАБУ грiхи незумисних провин,
i важкою совою зiйде й пiдморгне з-над плеча
назавжди неживими очима хрещатий барвiн.
Недолiт, недоплав, недолив, недопив, недолам,
недобiр i, нарештi, розпука дзвiнка, коли мруть,
бо в затонi по-царськи зужитий на прах криголам
багряницею ржi зацiкавить хiба Камерун.
Та во врем’я безврем’я, затхле на пах i люте,
все одно незнищенна й така, що не прагне на торг,
залишається вдячнiсть жаскому життю. Та людям
(дуже небагатьом).
Для меня самоперевод Нечерды поэтичен и волнующ даже без некоторых «ушедших» при переложении на русский язык рифм. Убедитесь сами и внесите в книгу пропущенные кем-то слова.
S.- N.P.
Через несколько лет закончится мой недолет
к цели, к судьбе... и к N., что единственную любил.
Слава накрылась крышкой гроба и пахнет, как нафталин
в шкафу, где владычествует моль и каменеет пыль.
Всего лишь несколько лет, и конец, и затем ОТПУЩА-
ША РАБУ грехи неумышленных провинностей,
и тяжелой совой взойдет и подморгнет из-за плеча
навсегда теперь неживыми глазами барвинок.
Недолет, недоплыв, недолив, недопив, недолом,
недобор... и, наконец, отчаяние звонкое, когда мрут,
потому что по-царски сработавшийся в прах ледокол
багряницею ржавости сможет заинтересовать
разве что какой-то Камерун.
Но и во время безвременья, затхлое на запах и лютою,
все равно неистребимой и собой не торгующей
остается благодарность страшной жизни. И людям
очень немногим).
Дописка: «P.S. Извини, ради Бога, ежели этим подстрочником обидел тебя ненароком. Язык-то мой — не могла же забыть напрочь».
А под стихотворением-автографом — дата рукой автора: «15.ХII.96 р.». Жизни было Поэту отмерено еще чуть-чуть больше года.