|
|
   |
В Музее западного и восточного искусства 9 июля открылась выставка живописи российского театрального художника, по рождению одессита, Александра Горенштейна.
Пусть читателя не удивляет заголовок, таково уж было мое впечатление от этой экспозиции, картины которой представляют собой своего рода тематический цикл, объединенный не сюжетом, а неким контекстом, отсылающим нас к недавней исторической памяти — ко временам, когда нас не было, но жили наши родители. Мы знаем приметы этого времени по впечатлениям раннего детства — по еще сохранившимся тогда предметам бытового обихода, — но еще лучше знаем по... кинофильмам. Собственно, основная профессия автора картин очень на последних сказалась: и на их стилистических особенностях, и на непроизвольном, быть может, стремлении ввести их в общий контекст. Именно в собрании эти полотна производят наиболее сильное впечатление, создают красочную полифонию Большого Времени. И тот отрезок Времени, который воспроизвел Александр Горенштейн, благостным и светлым не был, а был он суровым и, по счету задним числом, трагичным и многогрешным. Отсюда, наверное, и сумрачный колорит экспозиции, эти сплошные серо-лиловые сумерки.
Кое-кто из научных сотрудников ОМЗВИ увидел в картинах А.Горенштейна открытое влияние немецкого экспрессионизма 20-х годов прошлого века, даже имена называл. Может, и так, искусствоведам виднее, но, полагаю, надо принять во внимание и отпечаток профессии: автор картин окончил, после одесской «Грековки», факультет сценографии ЛГИТМиК. А художником театра никогда не станет «просто живописец», пусть он трижды гениальный, — к театру тянутся люди с литературными задатками. Не зря же у немцев есть присловье: «Художник! Не говори — изображай!». А вот в театре — «в начале было слово». Литературная составляющая прослеживается в картинах А. Горенштейна. Как и прочие родовые приметы художника театра и кино, художника-драматурга: всякие там культурные аллюзии, реминисценции, стилизации, намеки, метафоричность, емкость «говорящей» детали, репрезентативно выстроенные мизансцены...
К примеру, в картине «Цирк-4», написанной в этом году, гимнаст, сидя на кубе и подперев щеку, пристально воззрился на шар, на котором... нет девочки. Перевести картину в литературно-театральную ипостась — получаем: потеря... ожидание... иллюзия... да «Снежная Маска», в конце концов, со всем, что привнес в нее Поэт! А «Цирк-3», где толстая Саломея жонглирует мужскими головами, равно приводит на память и «Актрису Маргариту», и «Восемь с половиной». В общем, если ты по натуре художник театра, ты никогда не свободный художник: ты очень зависим от культурной памяти, на твою долю выпали только интерпретации.
Сумрачно-тяжелая, чисто грозовая, гамма картин очень уместна, когда этот живописец обращается к теме 30-х годов того же многострадального ХХ столетия. Сквозь незатейливый бытовой антураж этих сюжетов: тут аскетичные венские стулья и вычурные комоды, трюмо темного дерева и повисшие на скрученной проводке голые электролампочки, пожарные лестницы и кирпичные трубы, — проглядывает тревога «режима». Кажется — сейчас под окошком тормознет «черный воронок», какая-нибудь там «берта» или уж как их звали...
Даже идиллия «Семьи рыбака» — самой, пожалуй, лиричной картины на выставке, — с этой полновесной скумбрией на столе, с раскормленным семейным котищем, — затаила тревогу. Над столом юной четы стоит черная луна, что-то угрожающее застыло в воздухе, а глаза — уже всезнающие: потусторонние.
Тема «тоталитарного прошлого» входит в картины Александра Горенштейна как-то подспудно, окольно, это ни в коем случае не «соц-арт», с его дешевыми, в конечном счете, агитками навыворот и задним числом. Просто эта выставка — в каком-то смысле ретроспекция. И, может быть, именно с задачей — осмыслить.
...Александр Горенштейн выставлялся в Италии, Германии, Израиле, Англии, США. И, конечно, в Москве, где живет. Создал сценографию более чем к 100 спектаклям, в том числе в театрах Израиля и Европы. Сам ставил спектакли. Его картины находятся в московских Театральном музее имени Бахрушина и Музыкальном музее имени Глинки, в Доме-музее Чайковского в Клину.
Валентина Левчук