|
|
   |
Сегодня в Музее современного искусства Одессы открывается выставка, точнее — масштабный проект представителя одесской «новой волны» концептуализма Сергея Лыкова — «Избранное». В соответствии с замыслом сотрудников она будет носить ретроспективный характер. Экспозиция разместилась в трех залах музея и дает возможность ознакомиться с основными периодами творчества художника.
Сергей Лыков — художник-эстет, способный к рефлексии. Его отдельные работы и циклы картин достаточно хорошо известны — «Концерт барокко», «Ловцы снов», «Недоверие Караваджо» и другие. Искусство для этого художника — это прежде всего способ познания, аккумулирующий исторический опыт человечества. Осмысливая его на индивидуальном уровне, он как бы обобщает его, «подводит черту». Ведь круг идей, образов, формы их выражения, допустимый диапазон человеческих чувств и эмоций, а также способы интерпретации нашли в мировом искусстве свое совершенное выражение. Меняются лишь акценты и комбинации. Картина стала музейной вещью, артефактом, приобретает в контексте времени новое звучание. Постмодернисты считают, что до нас уже все создано, выражено и высказано, как, впрочем, и подобные суждения.
В своем творчестве Сергей Лыков многообразен. В одной из самых ранних и камерных его серий — «Дикие тени любви» (середина 1990-х гг.), имеет место определенная недосказанность, завуалированность и призрачность. В философском плане это чистейший неоплатонизм с его приматом идеи, где материальное существует как что-то временное. Кажется, что настоящее в нашем сознании становится прошлым, зыбким, как сон и воспоминание. Здесь, как и в других циклах метафорических картин («Ловцы снов», 2007-2008), их автор использует медитативный подход. У него много от Востока. Своим творчеством Лыков пытается осуществить некую программу, создать симбиоз разных цивилизаций, разных ментальностей — европейской и восточной. В этом своем совершенно искреннем стремлении он иррационален. Есть тут большая доля идеализма, даже романтизма. Объяснение следует искать также в увлечении художника учением мексиканского шамана индейского происхождения Хуана Матуса.
В этом смысле упомянутое обращение к барокко или готике — это также своеобразный романтизм эстета, не лишенный некой претенциозности (а возможно, как считают некоторые, и снобизма). Не уверен, что сознательно, но увлечение Лыкова ориентализмом в некоем смысле разрушительно («Недоверие Караваджо», 2007), ведь оставляет меньше места вере в миф, взлелеянный европейцами на протяжении двух тысячелетий.
Следует признать, что для этого художника, в отличие от художников-модернистов, форма не является самоцелью. Это отнюдь не значит, что он пренебрегает формальной стороной дела, напротив, верный назиданиям своих учителей — Валерия Гегамяна и Зинаиды Борисюк, Лыков стремится к техническому совершенству. В этом отношении он достаточно консервативен, преследует формальную завершенность. Его приоритеты, похоже, определились уже в период обучения на художественно-графическом факультете Одесского пединститута (окончил в 1985 г.). Однако художник умело использовал сильные стороны своего дарования, создав собственную, гибкую, не лишенную эклектизма изобразительную систему. В зависимости от тематики она претерпевает изменения.
В серии «Всемирная история в картинках» (2001), с ее иерархичностью и «фризовым» подходом, важны ритмы, которые развиваются как вдоль плоскости, так и в плане. В этом цикле Сергей Лыков показал себя последовательным постмодернистом, умело используя приемы поп-арта и стилистику древнего искусства, в частности, Вавилона и Египта.
Для художественного языка Сергея Лыкова характерно использование различных эффектов, которые подсказывает наше техногенное время, например, из арсенала компьютерной графики. Тут и впечатление расплывчатости, мягких переходов цвета в пределах спектра, эффект турбулентности, сферичности, «втягивания» и другие («Недоверие Караваджо», «Ловцы снов», 2007). Несмотря на концептуальную обусловленность, в отдельных случаях они не совсем убедительны и своей нарочитостью балансируют на грани салона. Хотя Лыков для «салона» слишком интеллектуален. Впрочем, не стоит бояться этого определения, ибо мы знаем и прекрасные образцы подобного творчества, например, работы Генриха Семирадского или Поля Леруа (чьи полотна украшают залы Одесского музея западного и восточного искусства). Как художник-эстет, Сергей Лыков с благоговением относится к классическому наследию — оно источник дополнительных творческих импульсов. Другие средства выражения у Лыкова более традиционные: контражур, ночное контрастное освещение — приемы, которые, кроме Караваджо, использовали Жорж де ла Тур, Г. Хонхорст и другие мастера ночных эффектов. Один из наиболее показательных, в смысле богатства формальных подходов, — упомянутый выше цикл «Ловцы снов»: от использования академических до символико-медитативных и импульсивно-экспрессивных подходов.
Постмодернисты (как и мастера японской живописи) любят сопровождать свои картины текстами. Лыков не исключение. Он хорошо подкован теоретически, владеет литературным языком и способен ненавязчиво дать зрителю установки восприятия. В завершение процитирую слова художника, позволяющие его лучше понять: «Если работы пробуждают у зрителя какие-то чувства и мысли — творческий акт продолжается. Не так важно, насколько отличается между собой первичный авторский посыл и дальнейшая интерпретация зрителя, — мне лично кажется, что более важным является творческое продолжение медитации на предложенную тему». Сергей Лыков, похоже, нашел своего зрителя, у него свой устойчивый круг почитателей среди искусствоведов, коллег и сотрудников активно действующих музеев, лишним подтверждением чего является и новая выставка художника.
Владимир Кудлач