|
|
   |
На подмостках Одесского национального академического театра оперы и балета 26 февраля была явлена «Турандот» Дж. Пуччини в сценической версии приглашенного режиссера, народного артиста и лауреата Государственной премии России Станислава Гаудасинского. Сценография — Татьяны Астафьевой. Генеральный спонсор постановки — АО «Пласке».
Отсылаем читателя к прошлогодним публикациям нашей газеты: от 22 и 27 мая, 3 июня 2010г. Они были посвящены постановке «Турандот» немецким режиссером Кристианом фон Гетцем. Композитор Джакомо Пуччини, живи он сегодня, был бы в восторге от такого бурного пиара: сначала скандалище вокруг премьеры, причем очень успешной, полгода спустя — совсем другая премьера! Инициаторы новой постановки объясняют оную соображениями экспорта. Навоевавшись с немцем, наша oпера переменила ориентацию «нах Остен» и хочет завоевать Японию. И, мол, японскому импресарио не приглянулась европейская цветовая гамма «Турандот» К. фон Гетца.
Что за беда, скажете вы: связаться по Интернету с постановщиком спектакля и испросить разрешение на пошив гастрольного варианта костюмов другого цвета. Оно ведь гораздо дешевле, чем ставить другой спектакль? Вот и не верится, что новая версия — не «в пику»...
Сценическая версия С. Гаудасинского была объявлена как «более традиционная». То есть — без режиссерских концептуальных заморочек. Спектакль таким и получился: вряд ли можно говорить применительно к новой «Турандот» о режиссерской трактовке, мы просто видим добротную и незамысловатую разводку мизансцен. На такую «вспомогательную функцию» в опере, отметим специально, режиссер имеет полное право. Оперу приходят слушать, прежде всего. Ее антураж — «прилагательное». Режиссер либо волен «высказаться по поводу» (было бы адекватным прочтение партитуры), либо может просто «сделать нам красиво».
Будем судить о новой версии «Турандот» по законам, ее создателями над собою призванным: насколько то, что сделано, соответствует тому, что задекларировано.
Постановочно несложный, комфортный для солистов спектакль не выглядит событием, хотя и очень тщится сразить роскошью. Эстетика его весьма эклектична и приблизительна. Если в предварительных интервью С. Гаудасинский говорил, насколько я поняла, о символике цвета и желательности этнографических мотивов, то правомерно было ожидать изящной стилизации — китайской, японской ли. Однако изяществом сценическое решение не отмечено — оно тяжеловесно как эстетически, так и в буквальном смысле: из трех нависающих над сценой наклонных зеркальных конструкций средняя, работающая, весит 650 килограммов. Подвешенная на двух тросах, она время от времени медленно опускается, превращаясь в горбатый мостик-пандус, чтобы из глубины сцены на первый план выплывала Турандот. В зеркальных плоскостях (фольга на пластике) отражается разрисованное напольное покрытие, давая мерцающие картинки своего рода нефигуративной живописи, но все сводится, в конечном счете, к тому же «писаному заднику», возникающему всякий раз в проеме, когда опускают «мост». И живопись эта нисколько не напоминает ни китайскую тушь, ни японскую гравюру, она довольно-таки аляповата.
Приблизительны и костюмы персонажей. Воины-стражники более-менее «этнографичны», что-то такое прочитывается и в одеяниях императора и принца Калафа. Но какая восточная символика содержится в мышином цвете одежд массовки, в хламидах с рабфаковскими косынками? Разве что данный цвет означает сермяжную правду и то, что Пекин — город контрастов: роскошь императорского двора и нищета черни. Догадаться несложно. Однако мышиный цвет как таковой выглядит на сцене попросту грязным. Одеяние же Турандот до того блистательно, что его золотое сияние выедает глаза, не позволяя разглядеть солистку.
Маловразумительны, в плане восточной символики, хороводы царевен-лебедей в хрустальных кокошниках и стайка девочек, обряженных на манер Марии Дэви Христос. А уж многократные шествия в полутьме с горящими лампадами вообще из разряда сценических дежа-вю, такой давности и широкой областной театральной тиражности, что восклицаешь: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!».
ЗАГОВОРИВ о солистке, опять уместно обратиться к режиссуре: концептуальна она или вспомогательна, работу с актером никто в театре не отменял. Увы, таковой почему-то не случилось, и, что особенно досадно, не состоялась она с исполнительницей партии Турандот — народной артисткой Украины Татьяной Анисимовой. Почему актриса вышагивает по сцене, как памятник себе, и неужели из-за подобного ходячего монумента мужчины готовы в буквальном смысле терять голову?! А ведь Татьяна Анисимова красивая женщина. Полновата, как вообще оперные примадонны, однако весьма пластична. И этот грубый трафарет «недосягаемого величия» — на совести режиссера.
Все мы прекрасно знаем вокальные возможности солистки. И даже можем отметить, что в новом варианте спектакля Анисимова дала гораздо больше вокальных красок, тоньше нюансировала партию, чем это было в «гетцевской» постановке «Турандот», в которую, как мы помним, актрису ввели впопыхах. Но партия Турандот пета-перепета Анисимовой задолго до обеих одесских версий оперы, так что, при всем уважении к дирижеру обеих версий, маэстро Александру Самоилэ, трудно определить, в чем тут его заслуга.
Валерий Бендеров опять спел партию Калафа. Солист явно «накачал мышцы»: его исполнение также стало богаче красками, гибче. Явственнее проявились тембральные качества его тенора. На этот раз гораздо выразительнее была выявлена солистом красота арии Калафа.
Весьма достойно звучало трио Пинга (Владимир Муращенко), Панга (Руслан Зиневич) и Понга (Андрей Перфилов). Эта комментирующая троица, обряженная в традиционные оперные «этнографические» одеяния, оказалась едва ли не самым убедительным персонажем спектакля, живым, озорным, легким на подъем. Тут постановщик поработал.
Что до Лиу, партию которой снова исполнила заслуженная артистка Украины Лариса Зуенко, то уж здесь... Зритель премьерный, сознайся: ты аплодировал ей с таким неистовым энтузиазмом именно оттого, что перед глазами твоими еще стоит та, прежняя, Лариса-Лиу из постановки Кристиана фон Гетца — Лиу хрупкая и героическая, кристальная душа этой кровавой «лав стори», невольница Лиу, чья жертвенная любовь и внутренняя свобода заставили дрогнуть холодное сердце мстительной принцессы!.. В версии С. Гаудасинского Ларисе Зуенко досталась, к сожалению, типичная «роль второго плана», с отлично исполненной финальной арией, не более того. Личность героини не прочитывается, «вся из себя такая» шаблонно покорная и обреченная на заклание. А посему и не интересная мужчине, которого любит. Такая Лиу, «потерявшая лицо», утратившая трагический накал, мало интересна и нам: мало ли кто там гибнет, главное, чтобы Турандот полюбила Калафа.
Хоры, взрослый и детский, публика очень хвалила. Неизменно хорош бас — заслуженный артист Украины Василий Навротский в партии хана Тимура. А вот «китайскому императору», народному артисту Украины Анатолию Капустину не позавидуешь: ради сценографических изысков его «задвинули» в такую глубину сцены, что солист рисковал голосом, перекрывая духовые и ударные оркестра. Откровенно скажем, что мы знавали в Одесской опере более корректные, истинно театральные, примеры дирижирования: все-таки оперный оркестр — организм не самодостаточный, о чем маэстро Самоилэ, увлекшись, подчас и забывал.
Постановку С. Гаудасинского зритель воспринял вполне благосклонно. Она имеет полное право на существование, с условием, что нам будет предоставлен выбор: обе «Турандот» — Гаудасинского и фон Гетца — должны быть равноправно представлены в репертуарной афише. «Вторая «Турандот», повторюсь, не событийна, но она, со всеми своими штампами, годится для публики, склонной любить оперу ушами. Для меломанов, которые смакуют музыку, закрыв глаза, а не для театралов, задающихся еретическим вопросом: не показать ли эту садистку Турандот психоаналитику?
Любо нам это или нет, опера — жанр консервативный. И опера — это шоу-бизнес. Можно, конечно, ждать от спектакля откровений. А можно смотреть на него как на продукт, предназначенный для продажи. Вот бы еще узнать, сколько же заплатят. То есть стоила ли овчинка выделки: рынок есть рынок.
Валентина Левчук