|
|
   |
Эта строчка русской поэтессы приходит на память в связи с тематикой и настроением выставки во Всемирном клубе одесситов: представлена экспозиция живописи члена НСХУ Татьяны Гончаренко «Из старого альбома».
Картинам Татьяны Гончаренко присущи камерность и принципиальная фрагментарность. Художница изображает вещи. Это своего рода портреты вещей крупным планом. Изображенные предметы выхвачены из привычного обихода. И, тем не менее, они несут в себе некий контекст, частью которого являются. Этот контекст — материальная культура узнаваемой (по памяти или по книгам) эпохи.
Эти картины сродни выразительному крупному плану в кино, когда максимально приближенная к нам деталь работает на драматургию закадрового целого. «Целое» у Гончаренко — тоже как бы за кадром, но через данный ею фрагмент оно реконструируется в нашем сознании.
Вещь как знак эпохи и как примета бытования определенного социального слоя. Вещь — реквизит мира-театра. Манера живописи Гончаренко строго академическая, натуралистическая, подробная. Но это не просто фотографический натурализм, это еще и игра: в старинную живопись. Мне кажется, в Гончаренко пропадает толковый художник кино, который сумел бы создать пленительную материальную среду в каком-нибудь фильме «из прошлого»... впрочем, «кина» в обозримом времени не предвидится. А пока что свеженькие картины, вышедшие из-под кисти Гончаренко-живописца, играют в старые анонимные полотна, откопанные в антикварной лавке. Не только изображенные на них вещи, но и сами эти полотна кажутся подернутыми патиной.
Семь мраморных слоников выстроились вереницей на салфетке с вышивкой «ришелье». Мраморный слон утвердился на книжном томе с побуревшим, истрепанным обрезом, с потертыми углами коленкорового переплета. Слоники-то — наши с вами современники, и мы помним, как изгалялись умники в газетах по адресу этого «символа мещанства», и фильм В.Шукшина «Живет такой парень» с уморительным «слоновьим» эпизодом тоже нам вспоминается... Однако же слоники оказались неизмеримо многочисленнее и живучее насмешников, они таки преобразились в окаменелый символ. Сумрачная, землисто-оливковая цветовая гамма царит в этих картинах Гончаренко, мы глядим на слоников, будто и впрямь на древние окаменелости, и мало ли чего вспомнится при этом каждому из нас такого, что составило колорит той эпохи «оттепели»...
Веер, пудреница; вышитая подушка времен бабушек. Потертость, линялость, пергаментная желтизна фактур. Потемки старых тихих комнат окутывают эти предметы: загадочных комнат детства, в которые свет пробивается сквозь оконные проемы чуть ли не метровой толщины. За вещью — уклад. Интерьер, семейный быт, нравы. Эпоха.
Мироощущение Татьяны Гончаренко, выраженное через серию «вещных образов», сродни японскому принципу укие-э, невзирая на сугубо европейскую манеру живописи. Перед нами — «плывущий мир», «бренные мгновения». Это настроение выражено даже в картине, представляющей собою откровенную стилизацию «а ля Якоб Рейсдаль»: старое дерево в сумрачном ландшафте (жаль, что Гончаренко еще не перенесла свои опыты путешествий во времени на жанр пейзажа). На парапете, на первом, крупном, плане, лежит бескровная мертвенно-лиловая роза. Живая. «Memento»!..
Валентина Левчук