|
|
   |
На втором ОМКФ был показан фильм Ларса фон Триера «Меланхолия». Премьера этой киноленты состоялась на Каннском кинофестивале в мае 2011 года, и актриса Кирстен Данст получила приз за лучшую женскую роль — Джастины.
Мистификатор, провокатор, скандалист — так именуют датского кинорежиссера, и никто еще всерьез не озаботился исследованием глубоко карнавальной природы творчества Ларса фон Триера. Художники карнавального мироощущения не скандалят ради рекламы. Само их бытие в мире — скандал: естественное нарушение регламентов, иерархий и предписаний, как это происходит в общении у героев Достоевского, которым фон Триер сейчас увлекся.
О фабуле фильма режиссер предупредил: конец мира, космическая катастрофа, не уцелеет никто, мое дело лишь показать на частном примере, как этого ждут и как оно наступит. Поэтому первые, стилизованные, цитатные кадры «Меланхолии» вызывали невольную улыбку. Эти кадры служили зримым воплощением неких видений, снов, воспоминаний и предчувствий. То вдруг шли потоком откровенные цитаты из фильмов Тарковского: падающий в траву конь, книга, раскрытая на репродукции «Охотников на снегу», какие-то белые клочья с небес. То шла по парку бледная невеста в пышном шлейфе, опутанная нитями, невесомо увязая в воздухе. Невеста так походила на собственный призрак, что напрашивалась еще одна аллюзия: монолог Нины Заречной, сочиненный Костей Треплевым. Скепсис возникал из трезвого соображения: Данию не бомбили. А раз так, то вольно же режиссеру, в чьих генах не закодирован ужас массовых смертей, пужать нас космической погибелью!..
Тем не менее, втягивающее начало фильма оказалось мощным. При том, что в сюжете не было интриги. Все уже все знали в этом придуманном мирке — и ждали. И в этой атмосфере опасливого ожидания, мастерски нагнетенной автором фильма, становилась оправданной апелляция к Тарковскому. Русский киногений стал частью мировой культуры (для фон Триера — вообще «духом святым»), а культуре вот-вот придет конец. И Тарковскому, и Чехову. И нам. Всей Земле, к которой неотвратимо приближается мертвая планета Меланхолия.
Два с лишним часа датский мистификатор умудряется продержать нас в состоянии «саспенса» — «напряжения»: в кино сей термин означает ожидание чего-то ужасного. Конкретно — это было реально прочувствованное ожидание смерти. При наличии воображения, конечно...
У Джастины свадьба. Со всем заказным официозом этого мероприятия. Со щедротами богатого мужа ее сестры Клэр (Шарлотта Гейнсбур), который всю эту роскошь обеспечил. С невидимыми миру слезами: сложные отношения с матерью и отцом, корректные пикировки с шефом, который на свадьбе подчиненной озабочен рекламными слоганами. Много еще с какими скелетами в шкафу. И кажется, что менее всего притягателен для невесты ее симпатичный жених. Что замужество это — житейский компромисс. Холодность, вежливая натянутость, уклончивая усталость Джастины.
Среди гостей царит легкая взвинченность: на небе видна необычайная звезда. Невеста сбегает в парк, зачарованно глядит в звездную бездну... и Триер не был бы Триером, если бы при этом она не присела на лужайке, подхватив белоснежный шлейф, пописать. В звездное безмятежное небо поднимаются игрушечные аэростаты с зажженными свечами...
Под утро коллизия взрывается бунтом Джастины. Невеста, простите на слове, брутально совокупляется на пустынной лужайке с юным стажером, внезапно режет правду-матку шефу, а затем расстраивает собственную свадьбу. Странная звезда меж тем превратилась во вторую луну.
Всеобщее тревожное ожидание. Пройдет мимо — или все-таки?.. Что говорят ученые? «Ибо, как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж...» — сказано было две тысячи лет назад.
Оказывается, странная Джастина отмечена пророческим даром. Она знала и знает все. Потому невозмутима и обращена в себя, когда ее близкие мечутся в смятении. Как вообще в карнавальных жанрах, Джастина еще и страдает нервной болезнью: то и дело впадает в неодолимый сон наяву. «Жизнь есть сон». Джастина убеждена, что «мир во зле лежит». А непрошеная небесная гостья уже разрастается во весь горизонт.
Конечно, на самом деле планета, вставшая вплотную к Земле, непременно погрузила бы эту часть Земли во тьму. В фильме же последние конвульсии надежды совершаются при дневном свете. Психологически фон Триер куда более точен: страх неминуемой смерти может быть так силен, ожидание столь невыносимо, что можно... покончить с собой. Что, судя по всему, и совершил муж Клэр, найденный мертвым.
...«Все жизни, свершив печальный круг, угасли». Но бессмертна ли все же душа и куда отправится? Девушка позади моего кресла хохотнула. Он пужает, а ей не страшно. Просто волшебник ухватился за ниточку мысли и разматывает ее клубок. Мысль простая: все мы умрем. «Мemento mori», если высоким штилем.
«Она мечтает об истинных ценностях, — сказал Ларс фон Триер о своей Джастине. — А такие ценности обычно подразумевают страдание». Ну совсем по-русски, шельма! Достоевского начитался...
Валентина Левчук