|
|
   |
Экспозиция графики Натальи Мартынюк, члена Национального союза художников Украины, преподавателя Одесского государственного художественного училища им. М. Грекова, выпускницы знаменитой ленинградской «Мухинки» — Высшего художественно-промышленного училища им. В. Мухиной 1973 года, — открылась 20 сентября в зале историко-краеведческого музея на ул. Ланжероновской, 24а.
Наталья Мартынюк любит мягкий простой карандаш: это очень гибкая техника! И карандашная графика ее самобытна, узнаваема. Любит она и акварель. То и другое — технологии некоммерческие, изыски на знатока и тонкого ценителя. А то обстоятельство, что ленинградская «Муха» была мощнейшим в СССР центром подготовки монументалистов, очень сказалось на индивидуальности Н. Мартынюк как художницы. «Главное, чему меня научили в Ленинграде, это — композиция!» — считает Наталья Александровна.
Да, ее большие графические листы — не что иное, как композиционные натюрморты: они не срисованы с натуры, а навеяны ею. Таковы же и женские образы, представленные в рисунках Мартынюк: они, безусловно, романтичны и нисколько не портретны, хотя наличие прототипа и не исключается.
Драматургический лейтмотив этих работ — мистерия света. Свет — стихия, в которой существует полупризрачный предметный мир Натальи Мартынюк. Она материализует свет, имеющий, как известно из физики, двоякую природу и, стало быть, потенциал материализации, обретения веса и осязаемости. Причем этот момент неуловим и неустойчив, все растает в руках, попробуй лишь удостовериться в материальности того, что видишь. Свет у Натальи Мартынюк — отовсюду и ниоткуда, свет без источника, всеохватывающий, поглощающий и преобразующий: метафизический свет. И, видимо, не зря в названиях ее работ повторяется мотив «Воспоминание».
Как конкретно это выглядит? Сухие листья, травы, ветки. Но нет в рисунке скрупулезной отделки, все схвачено цельными массами, общим силуэтом, объято размашистым торопливым штрихом. Художница недоговаривает, оставляя простор для фантазии, обращается к нашим воспоминаниям, пряча вроде бы знакомые предметы в ослепительном сиянии, которого не было бы без этой густой бархатной тени, скользящей по бумаге вослед длинным параллельным штрихам карандаша.
Динамика штриха — стремительная, энергия — напористая, экспрессия листа — мощная, но ощущается строгий расчет и трезвая дисциплина. Все здесь по-крупному. Чисто женский мягкий лиризм выразил себя в могучем мужском замахе («Воспоминания о Тышлере», «Персонаж», «Музыка»), даже любопытно наблюдать этот контрапункт темы и ее воплощения. Нежные романтические героини, некие собирательные образы, созданы приемами не утонченно-филигранного, камерного, а броского, хлесткого монументального искусства.
Акварели Натальи Мартынюк вполне вписываются в академические каноны, но тоже монументальны. Тяжелые кремовые розы в ее изображении увеличены, поди, втрое к натуре, но так же трепетно-воздушны, как их живые «прототипы». В их сердцевинах угрелись сгустки бархатистой тени, а внешние лепестки, пропустив сквозь себя световой поток, хранят ознобный холодок утра. Вблизи, если «носом в раму» (интересно же: как сделано?), это пляска прозрачных слоящихся пятен, оставленных легкими касаниями стремительной кисти. Нет «открытого» цвета, всюду сложные красочные замесы, подчиненные колористической задаче, все той же: передать на бумаге ощущение всеобъемлющей световой стихии.
Таковы же «Сирень», «Пионы», «Осенний сад». Тут полезно «ткнуться носом», чтобы поучиться технике акварели, самой капризной из живописных техник. А можно поглядеть издали — и почувствовать то далекое утро, когда розы еще пахли...
Тина Арсеньева