|
|
   |
На сцене Украинского театра 24, 25, 26 января прошла премьера спектакля «Террористы» по пьесе Анны Яблонской (1981—2011) «Язычники», вошедшей в список победителей конкурса на лучший сценарий журнала «Искусство кино», 2010 г. Продюсер и постановщик спектакля — Сергей Проскурня.
Многие зрители признали некорректным переименование пьесы, именно в свете того, как погибла автор, — с десяток молодых голосов в моем присутствии произнесли: «Спекуляция». С чисто литературной точки зрения тоже — «в лоб». Взаимный «террор» внутри типового современного семейства, который будто бы привел к трагическому эксцессу — попытке самоубийства юной героини? Разберемся.
Язычниками были Сократ и Сенека. Очевидно, автор пьесы имела в виду другое толкование слова. А именно, и это вытекает из сюжетных коллизий, — «дикари». Импульсивные дети природы, живущие, чтобы выжить. Это — если им уже внятно, что жизнь не есть сплошное удовольствие. А если это, по младости, еще не внятно, тут уж, как говорится, туши свет...
Расклад: Марина, мама-матриарх, везущая на себе «горящую избу» (Оксана Бурлай-Питерова); Сергей, папа-лузер, типичный «не мужик» (Павел Савинов); 18-летняя дочь Кристина, вульгарная в меру современной студентки из полумещанского семейства (Любовь Чернова). К ним является бабушка и свекровь Наталья, которую и в лицо запамятовали: все-то она по монастырям да богомольям. В исполнении засл. арт. Украины Галины Кобзарь-Слободюк предстает фигура неотразимо узнаваемая. Юбка-занавеска, косынка, вера в обряд поистине языческая, подавленная сексуальность претворена в обожание Ионафанов и Варсонофиев. Благостный рефрен Натальи: «Господь управит», — семья воспринимает как ханжеский. Однако бабушка сходу выказывает наступательное миссионерство: вера без дела мертва!..
И вот первое обращение безбожника, случившееся благодаря чуду. Алкаша Колю-боцмана (Павел Шмарев) по слову Натальи парализует смертельный ужас перед «бухлом»! Коля радикально протрезвел и счел Наталью святой. Авторитет как основа веры — это заметим.
Следующее чудо — воцерковление Марины, семейный бюджет которой укрепляет приходская работа Сергея по протекции Натальи. Меркантильные основания обращения к церкви — это застолбим тоже. К тому же, батюшка Владимир (Александр Самусенко), как выясняется впоследствии, горазд служить и Богу, и Мамоне...
Кристина: вот кто упорно, отвязно противится миссионерскому энтузиазму бабушки. Впервые мы видим Кристину, когда она является домой пьяная, растерзанная и объявляет, что бросила вуз. Но по ходу этой семейно-церковной истории нас поджидает новое чудо, или, если хотите, сенсация: сцена-ретроспекция свидания Кристины, из которой выясняется, что эта «блудница вавилонская» — «не такая»! Виной ее брутальному поведению — несчастная любовь (а что же еще?!).
Надо подобрать ключ к пьесе «Язычники»: семейный «терроризм» тут ни при чем. Примените к этой пьесе категории: «психология», «характеры», — и она рассыплется.
С чего это золотая медалистка и победительница олимпиад Кристина учится не на бюджете, а на контракте, заставляя свою замордованную бытом маму горбатиться из последних сил? Это надо уже совсем дурно думать о наших вузах! Далее: мы узнаем, что Кристина — впечатлительное и чистое существо («Тебе ж любая фигня как ядерный взрыв», — характеризует девушку ее возлюбленный). Но дело круче: из монолога самой Кристины явствует, что у этой «мимозы» еще в возрасте трех лет сложилась депрессивно-суицидальная установка! Увидала выжженные кнопки и неприличную надпись в лифте, а также мертвую ворону, и поняла, «что это — все».
Комментировать ли неизбывную проблему кнопок, дураков и дорог? Переживания Кристины оттого, что мама «орет» и «бьет по лицу»? В обычной семье с давних времен, если бы чадо вздумало сквернословить, да еще кого: родителей, учителей, — полновесная оплеуха была бы пожизненной гарантией от подобного хулиганства. А ведь именно подобным хулиганским образом ведет себя со взрослыми Кристина. Вспомнить ли послевоенных матерей-вдов, которым было не до душевных переливов их нищих детей? Или повальное пьянство «народа-победителя»? Или современные эксцессы сексуального насилия над детьми? Нет, ребята, Кристину жареный петух не клевал!..
Как ей удается быть «правильной», чистой, ранимой — и одновременно вульгарной оторвой? Это надо актрисой родиться. То есть — с гибкой психикой. Обладательница таковой не бросится с причала в воду, услышав от возлюбленного объявление об отставке. И с балкона не сиганет после того, как еще и мама в гневе (совершенно справедливом) наподдаст. Не сведет счеты с жизнью на том трагическом основании, что взрослые живут «не так». Нет, с психологией суицид Кристины что-то не срастается. С психиатрией — может быть. Частный случай конституциональной психопатии, в котором социальные условия мало что объясняют, — это да. Но это предмет истории болезни, а не художественного обобщения.
И как это «чистая» 18-летняя девушка оказалась в постели своего молодого преподавателя (Сергей Сакара) в момент, когда он, по его же признанию, был попросту пьян? То есть даже не мог убедительно совратить. И, после того, как он ее отшивает, да притом оказывается трусливым мещанином, испугавшимся скандальной огласки, брутально дает понять девушке, что не любит ее, — после этого Кристина пишет в дневнике: «Если нельзя жить с тобой, отказываюсь жить без тебя». И прыжок «рабы любви», после обличительной тирады неправедным взрослым, с балкона. Не пошло впрок зрелище мертвой вороны...
Как по мне, все это можно переварить лишь как экстрим-гротеск, в полном соответствии с названием пьесы: Кристина — «язычница», сиречь — дикарка. Душевное развитие — на уровне троглодита. Она живет даже не чувствами, а физиологическими импульсами. Блокирована возможность удовольствия (обладания, удовлетворения влечения) — и головой об асфальт! Зря упрекает потом ее отца Коля-боцман, что-де «не уделяли внимания». А как уделять? Блог взламывать?..
Нет, не в семейной проблематике суть пьесы. Ее концовка — «лента комментов», интервью с персонажами. Финальный монолог выжившей Кристины представляется мне очень важным. В спектакль Сергея Проскурни он не вошел, и зря (можно было опустить другие монологи, но не этот). Чудом выжив, Кристина постигла жизнь как чудо и благодать, как дар и ответственность, а счастье — как возможность перемещаться на своих двоих, и обрела чувство женского достоинства.
«ЧУДО», «СЕНСАЦИЯ» — ключ к идейному содержанию пьесы и ее жанровым особенностям. Развитие сюжета опирается на моменты чудесных превращений и сенсационных узнаваний. Сенсация — богиня информационного поля, в котором взрастало дарование Анны Яблонской. Сенсация — сопроводительный элемент чуда и его эрзац. Сенсационный факт самодовлеющ, его можно истолковать как угодно. И пьеса «Язычники» примечательна как раз тем, что допускает взаимоисключающие толкования, не давая никаких акцентов и оценок. Именно эта амбивалентность спасает всю конструкцию от ее же нестыковок и, скажем так, неновизны. Сюжет выстроен как репортаж. Крайняя степень репортажности и сенсационности — воспроизведенная без отточий матерщина...
...Драматический узел пьесы завязан не в бытовой, а в метафизической области. Проблема веры, ее оформления в религиозных доктринах и испытания этих доктрин житейской практикой — вот что, по-моему, занимало автора. Поле боя здесь — душа дикарки Кристины, за которую сражаются христианка Наталья и христоборец Коля-боцман. Последний, истово вникнув во все церковные доктрины и таинства, постиг, что с Христом «ничего нельзя, только болеть, страдать и дохнуть». Это своего рода «коммент» Анны Яблонской к исторической реализации христианства, данный в низовом, смеховом аспекте. Что, вероятно, и подвигло кое-кого из московских критиков счесть пьесу «бомбой». Ну, по глубине постижения проблемы это все-таки, скорее, петарда: «приколись». Но сработанная достаточно искристо.
Слабое звено спектакля — увы, актерская игра, и вина в этом — постановщика: с актером все-таки положено работать. Галине Кобзарь-Слободюк еще служит ее богатый опыт, но однотонно-раздражительна Марина; в диалогах Сергея и Коли не интонирование чувства — сплошной ор; а уж Кристина... ну, не бросают бунтарский вызов с таким надрывным пафосом, в позе молодогвардейца. К сожалению, возможные актерские краски не использованы даже в контурах, заданных социальными типажами-масками, — а именно это и представляют собой герои пьесы, отнюдь не «характеры».
Благодаря чему произошло чудо (сенсация) — выжила Кристина? Благодаря ли Коле, который, по «зову предков», совершил над нею магический африканский обряд? Благодаря ли Наталье, которая окрестила беспамятную внучку, в Святую ночь молилась о ней, а поутру на Пасху преставилась? Тоже вот и Наталья — отнюдь не однозначный образ. Невежественная, авторитарная начетчица. Малолетнего сына оставила когда-то ради шатания по монастырям, чего Сергей так и не простил матери. Стоп: «И кто не оставит ради Меня...», — как вам это? Ну, а если Наталья впрямь за всех и вся молилась? Если это неистребимый тип русской «странницы»? Кстати, у Яблонской героиня наивно стилизована под хрестоматийную Феклушу, что в исполнении Г. Кобзарь-Слободюк корректно сглажено.
...Или, может, просто доктор (Андрей Зай) хорошо свое дело сделал? Вернул героиню к жизни, за качество которой теперь... кто поручитель? Вот и понимайте, как верите. Главное, помните: жизнь — чудо.
Тина Арсеньева. Фото Олега Владимирского