|
|
   |
Горькая весть пришла из Кишинёва: после продолжительной тяжкой болезни на 77-м году жизни скончалась Мария Биешу. Несколько лет назад, когда завершалась исполнительская деятельность Певицы, я написал, но не опубликовал заметки к творческому портрету Марии Лукьяновны. Ничего не меняю в них...
Мария Биешу простилась с оперной сценой, исполнив свою коронную партию Чио-Чио-сан в пуччиниевской «Мадам Баттерфляй». Зал столичной оперы Молдовы был переполнен. В торжественном спектакле Пинкертона пел солист Большого театра России, народный артист СССР В. Пьявко. За пультом стоял маэстро А. Самоилэ.
На спектакле присутствовали одесские певцы и педагоги. Они рассказывали, что Мария Лукьяновна была в отличной творческой форме. Её голос позволял — после сорока сезонов! — осуществлять художественные намерения певицы.
Я впервые услышал Марию Биешу, как говорится, на заре туманной юности, к тому времени успев стать меломаном, влюблённым в голоса многих певцов отечественных (Сергей Лемешев, Вера Давыдова, Софья Преображенская, Андрей Иванов, Павел Лисициан, Александр Пирогов) и зарубежных (Мария Каллас, Рената Тебальди, Марио дель Монако, Джузеппе ди Стефано, Этторе Бастианини и др.). Они были для меня «далёкими звёздами», эти всемирно признанные авторитеты, обитатели вокального Олимпа. И вдруг нечаянная радость встречи с молодыми вокалистами, чьи голоса сразу же запали в сердце, чтобы остаться там навсегда рядом с корифеями вокального искусства. Это Зиновий Бабий, замечательный тенор из Белоруссии, и Мария Биешу, прекрасное сопрано из Молдавии. Их голоса приходили к нам не только с помощью грамзаписи, но и вживую — в спектаклях Одесского оперного (благословенны пятидесятые — семидесятые годы, когда гастроли отличных певцов и танцовщиков были нормой в Одессе). Однажды услышав этих вокалистов, театральные «фанаты» старались не пропускать спектакли с их участием, которые становились праздниками.
Признаюсь, вначале закрадывалось сомнение: не преувеличиваю ли достоинства этих певцов, ставя их в один ряд с признанными мировыми знаменитостями? Но с годами увлечение не проходило, становилось устойчивым: голоса любимых молодых певцов успешно выдерживали и неизбежное сравнение с «мэтрами», и суд неумолимого, беспристрастного времени.
Позднее, уже в начале девяностых годов минувшего столетия, довелось познакомиться с книгой прославленного Ивана Козловского «Музыка — радость и боль моя». В ней привлекли внимание слова: «Зиновий Бабий. Вокальный материал исключительный (радость Ивана Семёновича — В. М.). Наша вина, что он не раскрылся до мирового масштаба» (одна из болей Козловского). И рядом: «Мария Биешу — певица необычайного дарования». Читать это тоже было и радостно, и грустно. Радостно, потому что нашёл авторитетное подтверждение своим оценкам. Грустно, потому что, даже получив зарубежное признание (в ряде европейских стран, Японии, США), Мария Биешу не получила в полной мере того, чего была достойна, — стать «звездой» мирового масштаба ранга Марии Каллас. О причинах немного позднее, а сейчас о том, что было радостным в её судьбе.
Прежде всего, конечно, нужно сказать о щедром даре природы — голосе редкой красоты, неповторимого тембра, насыщенного звучания во всех регистрах, полётном, способном покрывать тутти оркестра и хора. Ни в коей мере не желая обидеть педагогов Биешу, следует отметить, что её голос был поставлен от природы. Когда Мария приехала на стажировку в Милан, ей не назначили преподавателя по вокалу. Известный педагог Дженаро Барра сказал: «Я работаю с теми, у кого есть недостатки» (справедливости ради замечу, что он не был кудесником и мог помочь не всем, но фамилии здесь называть не хочется).
Мария, однако, волновалась. В то время директор театра Ла Скала Антонио Герингелли успокоил её так: «Поблагодарите маму, что она родила Вас с природным бельканто». Невольно вспоминается эпизод из жизни замечательной одесской певицы, обладавшей, к слову, голосом, сопоставимым с голосами солисток Ла Скала — Раисы Сергиенко. После гастрольного спектакля «Аида» в Бухаресте, который прошёл с большим успехом, интервьюер поинтересовался, какая у неё школа. Известный (и очень хороший) тенор Гарбис Зобиан, исполнявший партию Радамеса, ответил за Раису Михайловну: «Мама».
В Милане Биешу был назначен педагог по выучке оперных партий — ученик и сотрудник великого Артуро Тосканини Энрико Пьяцца. За время стажировки Мария подготовила партии Аиды, Леоноры («Трубадур»), Тоски, Чио-Чио-сан, которые сыграли в её жизни особо важную роль, о чём подробнее впереди, а пока вернёмся к «дарам природы».
Мать Марии, Тикяна Степановна, обладавшая лирико-драматическим сопрано (дочь пойдёт в неё голосом), и отец, Лукьян Савельевич (у него, по свидетельству дочери, «был мощный бас, гремевший на всю деревню»), не стали профессиональными певцами, хотя в их доме часто звучали молдавские, русские, украинские песни. Родители были великими тружениками и передали дочери своё трудолюбие, требовательность к себе, любовь к родной земле. Они были рады, когда Мария поступила в Бендерах в сельскохозяйственный техникум, где познавала агролесомелиорацию. Она ещё в школе принимала участие в художественной самодеятельности, продолжила и в техникуме. Увлечению дочери родители не препятствовали, не рассматривая его всерьёз.
Ровно за пятьдесят лет до завершения вокальной карьеры Биешу получила первую награду — грамоту победительницы городского конкурса и первый приз — отрез крепдешина, наверное, на первое «роскошное» платье (кто из нас не помнит свою первую вельветовую куртку, туфли или какую-то иную подобную вещь?). А потом будет победа на районной олимпиаде, где Мария пела «Ляну», «Дойну», «Журавли». Затем успех в столице Молдавии, на торжественном первомайском концерте, советы поступать в консерваторию, которым она последовала, но уже после окончания техникума и получения диплома, о котором так мечтали родители. Её поступление в консерваторию (если не ошибаюсь, она тогда называлась музыкальным институтом) не обрадовало родных. Отец простит дочь после того, как увидит афишу спектакля с участием Марии и очередь в кассу оперного театра людей, желающих услышать его дочь...
Ей очень пригодилась унаследованная от родителей любовь к труду. Мария достигла больших успехов благодаря не только природному дару, но и самоотверженной работе. Она была великим тружеником, человеком, не умеющим прощать себе малейшие огрехи. Это редкое качество. Оно часто декларируется пишущими об артистах, но нечасто встречается в реальности. Тем более на таком высоком уровне, как у Марии.
Вспоминается её гастрольный спектакль на одесской сцене «Трубадур». Мы уже были знакомы, и я пришёл за кулисы поблагодарить певицу. Биешу неожиданно отвергла хвалу и тут же беспощадно перечислила всё, что ей в этот вечер не удалось. А ведь многие артисты самообольщаются, легко прощают себе несовершенства, а уж найти декларирующих собственные огрехи почти невозможно... Конечно, она судила себя по самому высокому счёту большого профессионала. И снова мне вспоминается Р. М. Сергиенко. После её ухода довелось прочесть дневники певицы, предоставленные мне для ознакомления супругом Раисы Михайловны. Есть там записи об успехах, но значительно больше внимания уделено неудачам, вплоть до отдельных нот, прозвучавших не так, как она считала должным. Позднее подумал: «Может быть, Сергиенко потому так волновала нас своим искусством, что была беспощадна в самооценках?».
Требовательность к себе давала Биешу право быть требовательной к коллегам. Так было у Шаляпина, у Каллас — «неудобных» партнёров. Мне довелось быть свидетелем такого эпизода. Кишинёвский театр привёз в Одессу один из лучших своих спектаклей — «Норму» с участием Биешу. Мария Лукьяновна пригласила меня на репетицию. Я сидел в полутёмном и почти пустом зале. Биешу останавливала оркестр, требуя точности. Останавливала и хор. Когда отчаялась добиться желаемого, ударила ногой скамейку, которая отлетела и остановилась почти на краю оркестровой ямы. Мария Лукьяновна в сердцах сказала: «Вы поёте, как на деревенской свадьбе, а ведь это Беллини!» В гневе она была грозной. Настолько, что я не воспользовался предварительным приглашением зайти к ней после репетиции. Потом был хороший спектакль с прекрасной Нормой (поверьте, мне есть с кем сравнивать: я слушал великую Кабалье в спектакле театра Ла Скала, когда певица была в своей лучшей форме). После спектакля я думал, какой ценой даётся Биешу неуклонное стремление к совершенству. И ещё о том, что сказала бы Мария Лукьяновна о своём исполнении: наверное, от самых искушённых слушателей могло ускользнуть то, мимо чего не могла пройти она... Мне грустно, что Биешу не получала той радости от своего исполнения, которую так щедро дарила слушателям, верным почитателям её Таланта...
Вспоминается ещё одна встреча за кулисами одесского театра. Я искренне говорил Марии Лукьяновне восторженные слова о её голосе. Она вдруг резко сказала: «Ненавижу его». Пояснила, увидев моё недоумение, что вынуждена строить свою жизнь, включая личную, подчиняясь ему, его Величеству Голосу, а не своим даже самым простым желаниям.. И ведь певица была права: трудно нести бремя своего таланта, расплачиваться дорогой ценой за дар... Думаю, она не ненавидела свой голос. Её слова родились, говоря словами Лермонтова, «в минуту жизни трудную»... И всё же не посочувствовать Марии Лукьяновне нельзя: подлинное искусство заставляет жестоко расплачиваться своих преданных жрецов.
(Продолжение следует).
Валентин Максименко