|
|
   |
«Это что — тенденция?» — спрашивали продвинутые театралы, отсмотрев спектакли 7-го международного фестиваля «Встречи в Одессе». Ну, да: видимо, «тренд», как теперь модно говорить. Театр, похоже, стал чураться драматургической формы и предпочитает инсценировки прозы. Добро бы еще, прозы сценичной...
Так отмордовать зрителя, как умудрился московский театр «Et cetera»!.. И художественный руководитель ведь не кто-нибудь — Александр Калягин, и главный режиссер — сам Роберт Стуруа. Говорят, Калягин после спектакля уехал «черной молнии подобен». Он-то, сидя в зале, видел, как посреди спектакля «Моя Марусечка» публика принялась «голосовать ногами»...
Постановщик, заслуженная артистка России Марина Брусникина, следует повести Александры Васильевой «Моя Марусечка» буквально: чтением со сцены. Об авторе повести лишь и удалось узнать в Интернете, что это дебют в прозе, автор родом из Волгограда, повесть опубликована в журнале «Знамя» в 1999 году.
Попробовала впоследствии прочесть повесть. Не переползла, грешница, за вторую интернет-страницу. Не в том беда, что не ново, — затасканную истину талант заставит просиять заново: посредством создания образа, извините банальное напоминание. Так нет же образов, нет характеров: есть ходячие схемы, фишки. И Марусечки живой нет — есть умозрительное представление об извечной русской праведнице. Возникло оно не столько из пережитого, сколько, поручусь, из прочитанного: мало ли их было еще в 70-е годы, «почвеннических» повестей и героинь.
Не диво, что публика чувствовала неодолимую усталость от предлагаемого русского юродства второй свежести. Не вызывает сочувствия и Марусечкин племянник Митя, на которого она жизнь положила. Митины «подвиги» обличают в нем разве что девиантного придурка. На шукшинского «чудика» умозрительный Митя не тянет. Персонажи Шукшина, при всей их гротескности, были из плоти и крови, из увиденного и пережитого... пропущенного, что существенно, сквозь магический кристалл таланта.
События, действия как таковых в спектакле нет. Конфликта — нет. Ничего нет, на чем, собственно, зиждется драматургия. Чтецы время от времени кого-то изображают — то провинциальную актрису, которой муж изменил, то карикатурно-истеричную партайгеноссе, то завмага, перекочевавшего из киножурнала «Фитиль» (помните такой?).
Скуку не прогоняют даже слаженное пение и пляс, в которые время от времени пускаются актеры: надо же, чтобы на сцене было хоть какое-то действие.
...Но вот актриса стала навытяжку и поведала нам про то, как умерла Марусечка. Зритель, придавленный лавиной шаблонов, готов перевести дух — где там! Минут десять его еще изводят эпилогом, цитируя Елену Молоховец: какими яствами надобно помянуть Марусечку. Ну, может, то и не мадам Молоховец была, но было нечто столь же аппетитное, подразумевающее иронический контекст: таковых яств мы ни при «совке», ни сегодня не едали, остается лишь устало изумиться банальности заключительного иронического пассажа. Да... «жизнь — это бурный поток»!
В ту же незабвенную сентенцию укладываются «Страсти по дивану»: пьеса Майи Тульчинской, постановка нар. арт. России Георгия Корольчука, Санкт-Петербургский академический театр драмы им. В. Комиссаржевской. В этом спектакле актрисы опытные, их сценическая культура отточена, и они, изображающие женщин четырех поколений, от прабабки к правнучке, обаятельны и даже наделены харизмой: Александра Сыдорук, засл. арт. РФ Неля Попова, засл. арт. РФ Валентина Панина, нар. арт. РФ Тамара Абросимова. От их игры получаешь истинное удовольствие. Иное дело — а что тут, собственно, играть-то?..
О чем эта игра в дочки-матери? Почему это так непременно, что мать и дочь из поколения в поколение только тем и заняты, что истерично препираются, требуя друг от друга, за неимением пресловутого мужика, всепоглощающей любви и гарантированного счастья? Почему в их квартирный мирок не проникает ни малейшего сквознячка из внешнего мира? Друзей, что ли, нет? Работы нет? Впечатлений дефицит?
Скучно все это. Автор пьесы старательно воспроизводит дрязги, не вдаваясь в анализ взаимоотношений, не исследуя истоков конфликта, но, тем не менее, преподнося повтор-отталкивание по линии «мать — дочь» как некую непреложную модель. Нет, на «Осеннюю сонату» И. Бергамана «Страсти по дивану», ох, не тянут. Ни, опять же, характеров, ни плоти и крови, а ходячие умозрения, в которых не разберешь: женская ревность ли тут к молодости, авторитарные ли социальные привычки в семейном воспитании, и что, собственно, мешает героиням вырваться из порочного круга. Протокольная фиксация неупорядоченных житейских наблюдений, вот и вся драматургия, без попытки — или при неспособности — докопаться до глубинной сути явлений.
На большую, можно сказать, метафизическую, тему замахнулся Анатолий Крым, написав «рассказ о еврейском счастье» «Левушка», поставленный в Киевском академическом театре на Подоле заслуженным артистом Украины Игорем Славинским. Снова — коллективное художественное чтение, опять персонажи — схематические носители идей. Но актеры, придавшие драйв декламационному исполнению дневниковой прозы, и сугубо близкая одесситу тема межнационального взаимопонимания сделали спектакль фаворитом фестиваля.
Публика охотно простила автору «Левушки» исторические нестыковки и несуразицы. Стерпела даже то, что А. Крым, в конечном счете, сам не смог подняться на уровень заявленной им глобальной проблемы.
Проблема эта — метафизический узел цивилизации: еврейство — и остальное человечество. У А.Крыма она проявлена на бытовом уровне — с юмором и пронзительным лиризмом. Дело идет о послевоенных смешанных браках. Пятилетний Левушка (взрослый здоровенный Артем Мяус) — предмет соперничества двух своих бабок: с материнской стороны — еврейки, для которой все неевреи — «гои», и, с отцовской, украинки, для которой евреи — «христопродавцы, Бога распяли». Обе бабки тайно таскают пацана — одна в церковь, другая в синагогу, щедро задабривая рублями. Очаровательно колоритны в ролях: еврейки Розы — София Письман, украинки Дарьи — Лариса Трояновская.
Бабок, в конце концов, примиряет рождение внучки: у «малых сих» проблемы если и не решаются, то сглаживаются. А Левушке в удел достается мучительное богоискательство с тщетными попытками понять, чей же Бог настоящий и на чьей стороне метафизическая правда, и кто же он, Левушка, сам. Но... внутренний конфликт не получает развития, упраздняется «воспарением» души героя из тела...
...Да, инфантильную поверхностность наблюдаем и в милой ностальгической новелле «Левушка». Замах которой, конечно, космичен, но потом автор словно и сам испугался остроты затронутой проблемы. Впрочем, вполне умозрительный вывод спектакля: «Наши заборы не достигают небес», — пришелся по сердцу толерантной Одессе.
...Во всю историю театра, и это естественно, в репертуаре было немало однодневок. Тревогу они внушают, лишь когда образуют пресловутый «тренд».
Тина Арсеньева