|
|
   |
Гран-при четвертого Одесского МКФ зрительским голосованием достался фильму российского режиссера Александра Велединского «Географ глобус пропил». Этот фильм отмечен и как «лучший» международным жюри профессионалов...
На сотые доли балла «Географ» обогнал мощного соперника — индийский «Ланчбокс». Можно предположить, что после того, как победитель «Кинотавра» не был допущен, с невнятной отговоркой, на 34-й Московский МКФ, глава жюри в Одессе Александр Роднянский сражался за него, как лев, в пику надменной Москве. Но чем так любезна оказалась история незадачливого географа зрителю?..
Я вышла из зала обескураженная. Умом Россию не понять, у ней особенная стать!.. Подозревает ли режиссер, что его экранное детище хлестко, на грани карикатуры, пародирует русский мессианский миф?.. Художественный результат случается ведь и поверх замысла.
«Хабенский здорово сыграл все-таки удешевленный вариант героев Вампилова, Даля, Балаяна и Янковского», — заметила кинокритик Зара Абдуллаева в июньском номере журнала «Искусство кино». Да, новизной образ аутсайдера Виктора Служкина не блещет. Герой, в убедительном исполнении Константина Хабенского, варьирует и, пожалуй, доводит до упора качества внутреннего эмигранта, заявленные в «Утиной охоте» и «Полетах во сне и наяву». Однако же местом личностных проявлений героя Хабенского не зря, думаю, избрано не КБ, а школа...
Повесть Алексея Иванова «Географ глобус пропил» (1995 г.), по которой снят фильм, при определенных достоинствах, еще довольно незрелое произведение, по которому так и тянет пройтись редакторскими ножницами. Фильм выглядит компактнее и четче. Что в повести — текст от автора, то в фильме обязано отлиться в изображение и действие, а не в закадровый комментарий. Так, по счастью, и происходит в фильме А. Велединского, и от этого внезапно усиливаются кое-какие акценты.
Социальный подтекст фильма внятен: аутсайдерство Служкина обусловлено социальной катастрофой. Действие перенесено в наши дни, а 28-летний герой повести достиг сорокалетнего рубежа, что, казалось бы, предполагает и спрос соответственный.
Но с нашего Географа взятки гладки. Он принадлежит к генерации «мальчиков без возраста». Фильм регистрирует социально-психологический феномен, предоставляя нам исхитряться в его объяснениях. «Не позволяйте им садиться себе на голову, держите дистанцию, чтобы не плакать потом», — одергивает молоденькую учительницу давний коллега географа — рафинированный интеллигент Мельников из незабвенного фильма «Доживем до понедельника». Виктор Служкин простодушно не ощущает возрастной разницы между собой и своими подопечными. Естественно, девятиклассники «отрываются» на инфантильном учителе во всю мощь подростковой брутальности, помноженной на либерализацию информационного поля...
Авторы фильма досочинили Служкину биографию в сравнении с повестью. Киношный биолог Служкин ранее преподавал в университете. И в жены взял собственную студентку. То есть, педагогическая деятельность для него, в отличие от его прототипа, не в новинку. Из университета герой фильма вылетел. Нам не поясняют, почему, но догадаться несложно.
С первых кадров герой Хабенского заявлен как человек с чувством собственного достоинства, не спускающий хамства и дающий отпор жлобу. С таким багажом в нашем социуме не житье. Возможно, в университете нашего биолога, вынужденного теперь от безденежья напроситься в географы, допекли дебильные контрактники, покупающие себе и зачет, и диплом. Поэтому новоиспеченный географ так проникается, замечая в стае растленных деток пару пытливых и сочувственных глаз. В нынешней школе так и происходит: ради пары-другой глаз выкладываешься. Девочку зовут Маша, и она, понятно, в Географа влюбляется.
Маша, по обеспеченной ли телевизором эрудиции, по каким ли иным причинам, тоже далеко ушла в либерализации чувств и представлений. Лет сорок назад юная Наташа могла годами тайно вздыхать по Мельникову, воспринимая возрастную разницу как трагедию. Для Маши, как говорится, вопрос не стоит — и что учитель много старше, и что женат, и что маленькую дочку имеет. Маша категорически выдает: «Люблю вас, жить не могу», — и, при случае, робко, но настойчиво рукам волю даст. Вынь да положь, простите фривольную ассоциацию, все, что приглянулось. И благо, что Географ наш — однолюб: любит законную жену Надю, которая его уже, увы, не любит, потому как достал — инфантильностью и отсутствием чувства ответственности за семью...
Не станем лишать зрителей предвкушения отследить трагикомические семейные перипетии Служкина, c его всеприятием в духе князя Мышкина (фильм выйдет в прокат в сентябре). Отметим прием, посредством которого авторы убедительнее всяких слов демонстрируют «лебединую верность» героя. Женщины, на которых вольно или невольно обращает благосклонный взор отлученный от ложа Служкин, имеют тот же тип внешности, что и его Надя (Елена Лядова): и надменная учительница Кира (Евгения Хиривская), и трепетная Маша (Анфиса Черных). Хороший прием, ненавязчивый и кинематографичный.
Женщины к Служкину очень расположены. Но наш рефлексирующий аутсайдер по-достоевски считает, что не создан человек для удовольствий. В задушевной беседе он выдает свое кредо: «Я для себя так определяю святость: это когда ты никому не являешься залогом счастья и когда тебе никто не является залогом счастья, но чтобы ты любил людей и люди тебя любили тоже. Совершенная любовь, понимаешь?». Помышления, ни более, ни менее, о святости! В миру. Хотя высказанный принцип является универсальным монашеским принципом, любого вероисповедания...
Ну, с таким-то душевным настроем персонажа, логично ждать, что затравленный подростками-беспредельщиками герой найдет с ними общий язык, обретет себя, хулиганов обратит в личностей. К тому идет. Внутренняя свобода Географа постепенно заставляет подростков к нему проникнуться. «Вы даже еще не люди. Вы — тесто, тупая, злобная и вонючая человеческая масса без всякой духовной начинки. Вам не только география не нужна. Вам вообще ничего не нужно, кроме жратвы, телевизора и сортира. Меня ваши подляны не обижают, потому что я вас не уважаю», — подобную спокойную прямоту любой хулиган про себя оценит...
И ан же нет, потому что, вкупе с чисто русским стремлением к высокой духовности, в Географе живет исконная тяга к веселию Руси...
Вольно размышлять, как сложилась феноменальная безответственность Служкина, всего на пару лет отстающего в возрасте от сорокалетней давности Мельникова. Мельников — фронтовик Великой Отечественной. С той войной было — понятно: «Мы Родину защищали», — скажет героиня другого фильма С. Ростоцкого. Географ Служкин — из поколения, которое могло попасть под раздачу и в Афгане, и в Чечне. А кому и зачем эти войны были нужны?.. «Когда государство хочет тебя облапошить, оно называет себя Родиной с большой буквы», — это накрепко усвоило поколение Служкина.
Действие фильма происходит в Перми. Вся фактура недвусмысленно являет нам «мерзость запустения». Величественные пейзажи вызывают не восторг, а ужас пополам с недоумением: здесь живут люди, неспособные сделать эту дикую природу пригодной для жизни! Не способные облагородить ландшафт, но загаживающие всякий уголок, в котором поселились.
Вы думаете, это лишь «у северного соседа»? В марте сего года в Интернете выложила видео украинская рок-группа «Скрябин» во главе с Андреем Кузьменко. Видео называется «Руина». С аннотацией: «Цi кадри були знятi протягом чотирьохгодинної поїздки по маршруту Миколаїв — Калуш — iвано-Франкiвськ — Тернопiль — Кременець — Дубно — Луцьк. Ми звикаємо до того, що оточує нас, а коли бачимо це на екранi — воно ШОКУЄ! Це — наша країна. Це — ми з вами! i, повiрте, зi сторони ми виглядаємо страшно! i це всього-навсього 320 км iз 150 000 км шосейних дорiг України. Ми пересувалися виключно центральними трасами! Уявiть собi, що робиться в сторонi вiд них». Эти ребята не только зафиксировали с помощью «цифры» скорбные картины упадка, но и умудрились заглянуть в лица случайным прохожим. В ролике столько неподдельной боли за страну, гнева, стыда, что я дала бы «Скрябину» приз на кинофестивале любого ранга...
Итак, что же с нами происходит? Какую глубину нашего падения фиксирует фильм, герой которого, назвавшись Учителем (тут уж без пафоса напрашивается заглавная буква), сам не имеет понятия о том, что значит быть человеком? А значит это — нести ответственность. Таковая Географу неведома.
Если он ищет подвига, то это не подвиг, это эскапада. Ну, за каким чертом переться с подростками в таежный поход в начале мая, когда еще и лед на реках не везде сошел? Пацанам, вряд ли державшим в руках весло, дозволить сплавляться на катамаране по реке с порогами...
И, на голубом глазу, отхлебнуть из фляжки малолетнего подопечного, в которой отнюдь не узвар. И «набухаться» в электричке до потери пульса, так что подростки, выразив со всей доступной экспрессией презрение к Учителю, отстраняют его от руководства походом. И «бухать» на протяжении опасного похода, с рефлексиями, под презрительными взглядами отвязных хулиганов...
Антигерой? Индикатор неопровержимого вырождения? Ну, глобус мы еще не пропили, но шестую часть Земли — так уж точно...
Ан, и тут сюжет фильма выворачивает наше разумение, словно заверть на Каме — тот злополучный катамаран. Видя, что толку из похода уже не будет, Служкин отправляется в село договариваться об автобусе. За ним увязывается Маша — единственная, кто сочувствует и хочет «обратить к высшим целям» (ну, русская баба, от века жалеет непутевого). Претерпев по дороге злоключения и Машины объяснения, отхлестав себя в заброшенной бане по спине сухими колючими вениками, дабы не поддаться искушению, совсем на манер отцов-пустынников, — Служкин возвращается с Машей к ребятам и с вершины утеса видит: они самочинно сплавляются по смертельно опасным порогам...
Водовороты яростно мечут надувной плотик, накрывают гребцов с головой. Служкин глядит — а что ему еще делать? Глядит так пристально, так сосредоточенно, так истово, что можно подумать — молится. Хотя вряд ли знает толком даже «Отче наш». Но молитва — это не обязательно слова. И плотик выплывает. И все невредимы. И никого волной не смыло.
...Так что же — и мы спасемся по молитве праведника? Потому что Служкин — типа, праведник. Хоть и запойненький: русский. Он ни единому существу худого не сделал. Хотя и конструктива от него — с козла молока. Но к чему нам тут европейский рационализм с их «толком»? Нас — кривая вывезет. Мы — в благодать верим. В «авось». Нужды нет, что благодать — явление иррациональное. Не дается она ни по трудам, ни по молебнам. Такой, знаете, Господень каприз. Мы зовем его Промыслом. Надеяться на чудо и благодать, даже веря в них, — это как-то безнравственно. Даже кощунственно: как будто мы полагаем, что Господь нам что-то должен.
Выплыли же дети... ну, а кабы — не выплыли?! «Пить надо меньше», — заметила Ветка» (цитата из повести).
Тина Арсеньева