|
|
   |
На пресс-конференции 26 марта в Одесском русском академическом театре говорилось о новой премьере — инсценировке произведений Чехова. Пресс-показ по окончании беседы подтвердил: спектакль «Уездная канитель» по мотивам рассказов А. П. Чехова — роскошный подарок городу не только к Международному дню театра, но и к традиционному Дню смеха. А на театральном горизонте Одессы взошло новое имя — Елена Пушкина, и оно обещает быть ярким.
«Впервые за многие годы, — говорит директор театра, заслуженный работник культуры Украины Александр Копайгора, — мы подгадали отметить свой профессиональный праздник истинно по-театральному: не торжествами с наградами и даже не традиционным капустником, а премьерой спектакля. Это долгожданная премьера с двумя равнозначными составами, со значительной занятостью труппы: достаточно сказать, что в постановке задействован практически весь мужской актерский состав. Драматургию спектакля образуют 16 чеховских произведений, увязанных автором инсценировки и режиссером-постановщиком Еленой Пушкиной в единое повествование».
«Сложно говорить о собственной работе, — сказала режиссер, одесситка Елена Пушкина. — Через полчаса всё увидите сами». Задача стояла, поясняет автор спектакля, выстроить на сцене не спектакль-скетч, но связное повествование со сквозной мыслью, и: «Надеюсь, Антон Павлович Чехов отнесся бы к моей затее с юмором».
«Собирая материал при написании инсценировки, — уточнил директор театра, — ее автор обратила внимание на мало кому известное обстоятельство. Чехов, приезжая в незнакомый город, шел в первую очередь не к достопримечательностям, а... на кладбище. По кладбищу судил он, что это за город и что за люди».
Сценографию «Уездной канители» разработали заслуженный деятель искусств Украины Григорий Фаер и Алексей Лохтин. Участвовавший в пресс-конференции Григорий Фаер сообщил нам сюрпризную новость: он теперь живет в Израиле. Но дружбы и сотрудничества с Одесским русским театром не прервал: «Надо быть евреем в Одессе, чтобы уехать в Израиль и стать там русским!», — с улыбкой подытожил художник. А к «русским» в Израиле, на поверку, прохладны...
...В действующей афише нашего Русского театра — чеховские «Вишневый сад», «Чайка», «Дядя Ваня», «Рецепт любви». Это — за последние десять лет. «Пьесы Чехова — это школа и язык! — настаивает Александр Копайгора. — Ты в языке купаешься! Ты живешь в другом измерении».
«Говорите: а Островский? Я вот спорил с режиссером Леонидом Хейфецем: в нашем городе Островский идет тяжело, даже вовсе не идет, — комментирует репертуарную политику директор театра. — Разве что можно взять в проект «Без вины виноватые»... но у нас в труппе нет для этой пьесы героя. Надо чувствовать, что у публики пойдет, что не пойдет».
«Чехов писал кратко. Одесситы же не умеют слушать! — с усмешкой вставляет Григорий Фаер. — За редкими исключениями. Они любят задавать вопросы и не ждут ответа. Чехов лаконичен. И близок современности».
«Вишневый сад» — это сегодняшний день! — подхватывает Копайгора. — Нарезай себе землицы хоть на Тилигуле, хоть на Хаджибее, и пускай все, что там есть, под топор!».
«Сейчас неизменно аншлаговые спектакли в Русском театре — «Вий», «Одесса у океана», «Лав стори», — отмечает директор. — Прилично собирают публику «Божьи дела». В основном, наполняемость зала 70—80%. Да, бывают и «провисания»: тепло наступает — люди ринулись на дачи; сессия у студентов — а наш зритель на 80% молодежный. Но это текущие проблемы всех театров».
Перед началом показа — эта предпремьера была дана городу в рамках акции «Спектакль за гривню» к Международному дню театра, — разглядываю открытую сцену. На ней — унылый погост. Гм... с первого взгляда это кажется лобовым ходом. Ну, посещал Чехов старые кладбища... со сцены же это объяснять не станешь устами его персонажей, да? Получается: нет образа — есть иллюстративное отображение места. К тому же, некоторое количество повторяющихся однородных элементов на сцене всегда провоцирует к их подсчету и к вопросу: а почему столько, а не вот столько? Пересчитываю кресты: дюжина.
Надо бы, может, намеком: не кресты, а кладбищенская ограда?.. Да и часовня темного дерева справа — вполне себе с виду кладбищенская. Слева — мосток, камыши, лодочка, стожок; за пределы сценического планшета вынесен «пруд» с ручейком. Сверху — полная луна.
Остается ждать: а ну, как они обыграют эту среду обитания?..
...И они обыграли. У них — получилось! Отлично получилось. Погост превратился в такое лихое местечко, в такой головокружительный, самозабвенный карнавал Смерти, что завейся горе веревочкой! На этом погосте, под шепоток memento mori, транслируемый слоняющимся здесь инфернальным гостем — Чертом, люди, Бога подзабывшие, воровали: кто по мелочи, как свинчивающий гайки с рельсов Денис Григорьев, кто по-крупному, как следователь Семен Эрастович Мигуев, — всяк в меру своих должностных возможностей; флиртовали и совращали младенцев, как супружница следователя Анна Филипповна; мечтали о лотерейной шаре баснословного богатства, как чета местных помещиков; побирались и шантажировали, как кладбищенская бабка... В общем, жили-поживали, покуда не грянул гром.
Суметь обыграть лобовую декорацию, обратив на пользу актеру и в целом спектаклю даже самые назойливые ее элементы — это несомненный признак режиссерского дарования. Такая, видимо, и была задумка у постановщика, и при этом существенно, что результат оказался на уровне задекларированного намерения, нет, даже превзошел его.
Тина Арсеньева. Фото Олега Владимирского