|
|
   |
Театр-студия «Встреча» предложил городу в этом месяце спектакль «ДНК», в основе которого пьеса Александра Югова «Птицы». Режиссер — Николай Данилюк.
«Встреча» — коллектив не «в коротких штанишках» и уж поэтому, полагаю, достоин более предметного разбора полетов, чем комплиментарные отзывы с припрятанной скидкой на то, что «они все-таки самодеятельность». Художественный руководитель «Встречи» Николай Данилюк работает в Украинском театре имени В.Василько помощником режиссера, у него диплом Киевского университета имени Карпенко-Карого; и, что существенно, он сам — питомец «Встречи», ученик основателя и руководителя этого молодежного театра — Виктора Рыбченко, одаренного режиссера, за которым, помнится, стояла вахтанговская традиция. Данилюк, это заметно даже по одному спектаклю, добросовестно и смело продолжает экспериментальную линию, заданную его Учителем...
В «ДНК» режиссерское решение не просто экспериментальное, но с замахом на дерзость, хотя, по правде, на современной сцене уже вряд ли возможно чем-то надерзить, и поэтому спектакль вполне укладывается в русло «традиционных эскапад». Эти набеленные потусторонние лица, лоскутные хламиды; эти свисающие с шеи шланги, с наконечниками в виде никелированных микрофонов-фужеров и то, как герой неоднократно и недвусмысленно соединяет свой «шланг» со «шлангом» героини... Все эти вспышки ламп УВЧ (или что там похожее применяют на сцене во время затемнений); вся эта интонируемая — кстати, великолепно, — в фонограмме невнятная тарабарщина, имитирующая повседневное «бла-бла-бла» домашней радиоточки; это броуновское движение персонажей на сцене...
Налицо впечатление зацикленности человечьего бытия — в быте, если на это наложить — а наложение присутствует, — реплики героини, Мамы, Веры Максимовны (Екатерина Деревянкина): ритуальные, а поэтому в конечном счете выхолощенные, повседневные реплики про «есть хочешь?» и про чай с малиной. В довершение приговора обстоятельствам — несколько прямолинейно заявленное существование персонажей в клетке: элементе «атомной решетки»... хотя ДНК, насколько мне помнится, подразумевает — спираль. В общем, жизнь, сведенная к простейшим, элементарным, формам; жизнь несвободных людей, чья несвобода происходит изнутри их самих. Это понятно. Но сказать «изнутри» — как по мне, мало. Это всего лишь констатация. Тут у драматурга, а вослед ему и режиссера, два пути на выбор: докопаться до «нутра» и ответить на вопрос «почему» — либо указать выход.
Для умудренного театрала, конечно, предпочтителен первый вариант. Мол, дело автора анализировать, дело читателя (зрителя) — искать выход. Но в данном случае дело обстоит так, что выход предлагает все-таки... автор. Прочтя исходный оригинал «Птицы» и, затем, навскидку, пьесу того же А.Югова «Акварели», убедилась в этом...
Противоядие экзистенциальной бессмыслице, предлагаемое Александром Юговым, — любовь. Пишу в газетном формате, а не в специальном издании, где эту тему позволительно было бы развить на нескольких страницах, уж очень она дискуссионная... но кое-какие соображения по ходу выскажу. Здесь нас прежде всего интересует, насколько режиссер оказался верен главной мысли и всей атмосфере пьесы.
Если вкратце, то — да, верен. Хотя перелопатил исходник почти до неузнаваемости. При этом корректно указал в афише: «По мотивам». У Югова — вполне традиционная по форме драматургия: из разрозненных эпизодов, таких себе зарисовок фрагментов повседневности, все-таки складывается последовательная житейская линия, из которой вычитываем рассказ о несостоявшейся любовной истории — или даже трех личных историях — и о попытке исправить, ну, хотя бы одну из них. Потому что, если вчитываться в автора, все наши беды и весь неказистый быт, загрызающий нас, происходят от того, что однажды мы предали — любовь.
Это, конечно, звучит прекрасно... если этого для вас достаточно. Для меня этого было достаточно в тринадцать, в пятнадцать... ну, в двадцать лет, а потом возникли вопросы. Вот счастливец же тот, у кого они не возникают. Тот, кто мыслит, как мыслят в тринадцать лет: герой сказал героине «Я тебя люблю», — они поцеловались, и наступила пожизненная и всеобщая гармония! А меня так и подмывает спросить того же Югова: а детей его персонажи по любви рожали или как-то так, случайно?..
Но у этих самых персонажей, у которых теперь смутно мучаются несовершенством бытия взрослеющие дети, жизнь уж до того неказистая... Читая «Акварели», я с усмешкой припоминала сюжетную линию из «Жизни насекомых» В.Пелевина. Разница тут существенная — в одном обстоятельстве: А.Югов «навевает сон золотой», напускает чудесную иллюзию... и сам, похоже, в нее верит. Потому что, судя по реалиям, которые он предлагает в своих пьесах и которые не из пальца же высосал, — верить ему более не во что.
Это, судя по всему, почувствовал Николай Данилюк. И усугубил атмосферную безнадегу коллизий пьесы, вместо последовательного развития событий дав — дурную закольцованность: повтор, снова и сызнова (вот не удосужилась я посчитать), как бы одного и того же эпизода, с незначительным варьированием реплик. Эдакая дурацкая житейская карусель. В этой тягомотной круговерти мается двадцатилетний Антон (Юрий Гончаров), для которого Мама и, тем более, выживающая из ума Бабушка (Елена Колесник) — отработанный жизненный материал. И это в природе вещей, как и то, что юный Антон, в силу природы вещей заморачивающийся пафосным вопросом: «Сколько нам всем осталось?», — не видит ответа у себя же под носом: престарелую Бабушку, не совсем безумно констатирующую, что вот этот вбитый ею в стену гвоздь останется, когда ее не станет...
Мое замечание по поводу такой, вполне правомерной, композиции спектакля — желание более выразительного и разнообразного интонирования персонажами этих повторяющихся эпизодов. Или, в случае интонационного повтора, — педалированной, гротескной, ироничной подчеркнутости этого повтора, этой житейской цикличности бытия. Словом, мне тут недоставало — отношения, остранения: режиссерского и актерского. От этого спектакль теряет в производимом впечатлении, и тут еще, как я воспринимаю, для коллектива — поле непаханое и благодатное.
...Ну, а то, что, по сюжету, юный Антон сожительствует с парнем Сашей (Павел Чероноус), так я не удивилась, прочтя, что Александр Югов — кстати, житель Перми, где уже сложилась любопытная региональная литературная школа, — прошел выучку на курсах у Николая Коляды. Что это — дань моде, конъюнктуре? Так уже ведь и новизной не блещет. Пусть уж логика сексуального поведения героя останется на творческой совести драматурга: с какого это перепуга гомосексуальному герою захотелось большой, чистой и настоящей гетеросексуальной любви под дождем. Ну, наверное, последовал мальчик Антон европейской моде и ошибся. Бывает.
В конечном счете, все сводится к тому, что Антон влюбляется в 35-летнюю актрису местного провинциального театра Олю (Татьяна Бербат). И в этой сюжетной линии режиссер тоже, на мой взгляд, усугубил сверхзадачу драматурга — идею о спасительной силе любви, которую (любовь) надо вовремя распознать и не прозевать. В пьесе «Птицы» Оля побеждена безысходным абсурдом бытия — с которым мощно резонирует скотский постсоветский быт, — и кончает самоубийством. В спектакле «ДНК» ничего такого не прочитывается. Напротив — Вера Максимовна, поначалу со всем материнским ражем воспротивившаяся мезальянсу, постепенно проникается дерзкой молодой отвагой — и наконец отвечает взаимностью своему ровеснику Мише (Андрей Токовой), вялотекущий невысказанный роман с которым уже, было, заходил в тупик...
Татьяну Бербат — Олю хочу отметить особо. Пока что она выглядит единственной, кому удалось прорвать жесткую режиссерскую схему и в условности довольно-таки грубого сценического гротеска найти тонкие и точные интонации, в конечном счете создав живой житейский характер, вылепив образ. Это любопытный образ «двойника»: женщины-актрисы, женщины-несоответствия, потому что вне сцены Оля — проста, не слишком, может быть, и умна... но и не так проста на поверку, ибо ее мудрость — любовь. Как у всякой Женщины. Надеюсь, что весь актерский состав еще предложит нам находки в своих ролях...
Может быть, «Встреча» еще порадует нас и более глубокой драматургией. Это, конечно, прекрасная мечта — исправить мир Божий, положившись на импульсивный порыв «настоящей» любви. Это все та же «Ирония судьбы». Которую уж сорок лет все непременно смотрят под Новый год, потому что лучшей сказки на поверку никто до сих пор не придумал...
Тина Арсеньева