|
|
   |
Предыдущая часть здесь.
Глава 14. Погубительница мужчин
Русанов плохо спал в самолете. Наверное, поэтому ему не очень запомнился Владивосток. Город — как город. С военными моряками, рыбаками и студентами. С Федеральным университетом. До революции в главном корпусе находилось коммерческое училище. В нем учился Александр Фадеев, главный писатель эпохи Сталина.
Воздух в этом городе был молодым. Он пьянил. Человек, вдыхающий этот воздух, был настроен на авантюры. Особенно ночами, когда на небе появлялась ладья луны. Луны, которая могла рассказывать бесконечные истории о звездах, которые ее окружали. Девушки Владивостока были яркими и запоминающимися. Они смотрели на Русанова, но старались не встречаться с ним взглядами. Будто предупреждали: ты нас совершенно не интересуешь. Девушек Владивостока можно было сравнить со звездами.
Владимир всегда был любопытным. Самым любопытным в семье и своем классе. Таким же любопытным был его учитель истории Павел Васильевич Копылов. Он не только преподавал историю, но и учил своих учеников науке жизни. И не требовал с них знания дат восстания Спартака или восстания Пугачева.
— Кто из них был страшнее в своей ярости? — спрашивал он.
— Спартак! — выдыхал весь класс.
— Почему? — интересовался Павел Васильевич.
— Нам так кажется.
Павел Васильевич не любил тихих интеллигентных мальчиков и девочек-зубрил. Он мог войти в класс и сказать:
— Сегодня я почтальон. Ответ у доски — ваши письма. Да здравствует эпистолярный стиль! К черту компьютеры, да здравствуют чернила и ручки!
И казалось, что перья скрипят по бумаге. Долго-долго. Письма из девятнадцатого и двадцатого веков. Душевные и сердечные письма. Письма, адресованные одному человеку — Павлу Васильевичу.
Старый учитель воевал в Афгане. У него были боевые награды — ордена и медали, но он их никогда не носил. И не любил отвечать на вопросы о войне.
— Что самое страшное на войне, Павел Васильевич?
— Плохие командиры и смерть друзей.
Русанов дружил с Павлом Васильевичем с восьмого класса. Сначала учитель истории сторонился Русанова, но потом Владимир сорвал один из уроков истории.
— Пойдемте на море! — предложил он одноклассникам.
— Успокойся, Русанов! — прикрикнула на него Зоя Аврутина. Ее отец был директором большого завода, и она старалась быть правильной. Учиться, учиться и учиться, чтобы потом сделать карьеру.
— Зойка, можешь остаться! — великодушно разрешил Сергей Ходырев. — Будешь отдуваться за всех нас. А мне лично интересно, как поведет себя Павел Васильевич.
Учитель истории и ветеран Афганской войны не пошел жаловаться к директору. И не стал укорять Русанова. И не пригрозил ему двойкой в четверти. Он просто перестал его замечать, словно переростка, случайно оказавшегося в его классе.
Русанов стал пропускать уроки истории, а ведь они раньше были самыми его любимыми уроками в школе. Он злился на самого себя. Одна глупость влекла за собой другие. Через две недели он не выдержал и признался Павлу Васильевичу, что сделал глупость.
— И я прогуливал уроки, — признался учитель. И неожиданно перевел разговор на другую тему:
— Какие у тебя любимые города?
— Одесса и Рим. А у вас?
— У меня Одесса и Владивосток. Я начинал службу на Дальнем Востоке. И очень люблю тайгу.
Учитель рассказал Владимиру о Дальнереченске. Раньше этот городок назывался Иман. «Иман» по-испански магнит. Он находится рядом с островом Даманским. В 1969 году там шли бои между нашими и китайцами. Могла разгореться большая война.
На Даманском погиб старший брат Павла Васильевича — Игнат. Он был пограничником.
Русанов поехал в Дальнереченск поездом. Вокзал в городке был маленьким и уютным. Моника ждала его в буфете.
— Вот мы и снова воссоединились! — театральным голосом проворковала она. — Сошлись комедия и драма. Мой император прибыл, и мне ничего другого не остается, как приветствовать его в славном Дальнереченске.
Познакомились мы, кажется, два года назад. Теперь нам остается поужинать и скрепить наш союз яблочной настойкой.
Моника пахла сдобными булками и незавершенными интригами. У нее было обиженное лицо. Русанов спросил:
— В детстве ты, наверное, была красивой и нахальной девчонкой?
— Я ела много чеснока, — невпопад говорит она. — Но я не зря приехала в этот таежный городок раньше вас. Жаль, что я не успела охмурить мэра или его заместителя. Не хватило времени. Но зато я познакомилась с краеведом Акимовым. Николай Савельевич назвал меня принцессой. Он спросил:
— Из каких залетных, Моника, вы будете принцесс?
— Из одесских, — ответила я.
— Приличная родословная.
У Николая Савельевича троюродная сестра живет в Одессе на Черемушках. Он навещал ее два раза. Жил в Одессе две недели. Он привозил ей в подарок кедровые орехи, а она ошпаривала их кипятком. У каждого свои понятия о гигиене.
— Я, кажется, ему нравлюсь, — сказала Моника. У нее всегда была завышенная самооценка.
Подполковник в отставке Николай Савельевич Акимов был исследователем жизни Соньки Золотой Ручки.
Софья Ивановна Блювштейн родилась в 1846 году под Варшавой. Она была знаменитой воровкой и авантюристкой. О ней писали Антон Чехов и Влад Дорошевич.
Владимир вспомнил все, что знал о Соньке Золотой Ручке.
— Я похожа на мадам Блювштейн, не так ли? — поинтересовалась несносная Моника. — Приготовьтесь, начальник-император, я начинаю вас обольщать. — И она послала ему воздушный поцелуй.
Софка знала несколько иностранных языков. Она могла бы стать замечательной артисткой и блистать на сцене. Она была несколько раз замужем, последним ее официальным мужем был карточный шулер Михаил (Михель) Яковлевич Блювштейн. От него у нее родились две дочери. Она была великим мистификатором, почище Остапа Бендера. Среди использованных ею на протяжении жизни фамилий были Розенбад, Рубинштейн, Школьник и Бринер (или Бренер) — фамилии мужей.
Преступной деятельностью она успешно занималась в Европе.
В 1880 году в Одессе за крупное мошенничество была арестована, этапирована в Москву. После судебного процесса в московском окружном суде была сослана на поселение в отдалённейшие места Сибири. Местом ссылки была определена глухая деревня в Иркутской губернии. Летом 1881 года совершила первый побег.
В 1885 году в Смоленске была схвачена полицией и приговорена к трём годам каторги и пятидесяти ударам плетьми. 30 июня 1886 года совершила побег из Смоленской тюрьмы, воспользовавшись услугами влюблённого в неё надзирателя. Вспоминается роман «Три мушкетера» Александра Дюма.
Через четыре месяца «воли» была арестована и отправлена из Одессы на каторжные работы на остров Сахалин. Подвергалась телесным наказаниям по решению тюремной администрации.
В 1890 году с ней встретился Антон Чехов, оставивший описание каторжанки Софьи Блювштейн в книге «Остров Сахалин»: «Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым, старушечьим лицом. На руках у неё кандалы: на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и тёплою одеждой, и постелью. Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у неё мышиное. Глядя на неё, не верится, что еще недавно она была красива до такой степени, что очаровывала своих тюремщиков...»
— Володя, представляете, — сказала Моника, — Николаю Савельевичу Акимову удалось достать одно из парадных платьев Соньки Золотой Ручки. Он уговорил меня примерить его. Оно оказалось моего размера. А потом мы прошлись по Дальнеречинску. И все мужики были под впечатлением моего изящества, но, увы, никто из них не сделал мне ни одного комплимента. Наверное, злое лицо моего мнимого ухажера Акимова отпугивало их. А я стала дерзкой и насмешливой, как мадам Блювштейн в лучшие годы своей жизни. И мне казалось, что под моими ногтями крошечные алмазики. И я стала поверять Николаю Савельевичу свои любовные истории, которых у меня не меньше, чем у легендарной Соньки. Жаль только, что я не еврейка.
— Разве это недостаток? — спросил меня товарищ бывший подполковник, из чего я поняла, что он скрытый антисемит, а мы с Сонькой никогда антисемитов не любили. И мне стало обидно за всех евреев Одессы. И я прямо на улице сняла с себя платье Соньки и облачилась в свою обыкновенную одежду из Парижа и Милана. Мы расстались врагами, но я все равно могу познакомить вас с Савельичем, но потом удалюсь, как настоящая леди.
Каждый из нас играет свою роль. Владимир знал, кто она такая. Моника впитала предательство с молоком матери.
— О чем вы думаете? — спросила она.
— О зигзагах истории и нашей жизни.
— Опять вспоминаете своего учителя истории?
— Я с ним советуюсь.
Моника явно что-то скрывала.
Владимир ласково ей улыбнулся.
— Моника, вы ничего от меня не скрываете?
— Что я могу скрывать от вас?
— Возможно, свои планы.
— Я ведь не психопатка! Зачем мне планов громадье? А вы, Владимир, скорее всего, так и не прочли «Психопата» Наиля Муратова. Нельзя пропускать хорошие книги!
Владимиру не хотелось давать Монике указания. Они пошли в гостиницу.
Перед тем, как войти в номер, Моника не выдержала и сказала:
— В кармане этого платья я нашла стихотворение Соньки, посвященное мужчине.
На ее губах на мгновенье мелькнула дьявольская улыбка.
— Представляете, стихотворение Соньки Золотой Ручки об Одессе и мужчине, которого звали Яков. Оно начинается так:
Одесса, ты ко мне добра,
и я ликую, словно море,
которое смывает горе,
и счастливы все фраера.
Ура! Ура! Ура! Ура!
Придумать сама даже такой стишок Моника не могла!
В воздухе запахло грозой и сенсацией. И первые капли дождя застучали по стеклам. А потом в номер к Владимиру пришла Ольга. И он положил ей голову на колени и мгновенно уснул. И ему приснилось, что он гуляет с Сонькой Золотой Ручкой, погубительницей мужчин и разрушительницей семей, возле моря в Аркадии, и ему нравится ее коварная улыбка, а она внезапно останавливается и спрашивает:
— Молодой человек, а вы любите стихи?
РОССИЯ
Игорь Потоцкий