|
|
   |
Предыдущая часть здесь.
Уважаемая редакция!
Публикация фейсбучной переписки не самых известных одесских прозаиков — смелый шаг вашей газеты. И оправданный, потому что речь в ней идет о Еве. Сам я в переписке не участвовал, но знаком со многими ее участниками. Ребята они амбициозные и — искренне им этого желаю! — имеют все шансы добиться успеха в неблагодарном писательском ремесле. Почему неблагодарном? Да потому, что путь этот связан с разочарованием даже для многих известных писателей. Что уж тогда говорить об остальных? Но вернемся к Еве, ибо главное в публикуемой вами переписке — это ее исчезновение, а не перечисление (порой нудноватое) творческих замыслов авторов и деталей их личной жизни. Кто в Одессе не знает Еву?! Если и найдутся такие, они не имеют отношения к культурной жизни города.
Красивая молодая поэтесса — не самое распространенное явление в природе, в отличие от просто красивой молодой женщины. А если поэтесса вдобавок умна и харизматична, получается нечто запредельно опасное, вроде контактной мины. Шансов уцелеть почти никаких. Ева и есть такая мина, по всеобщему мнению. Но всеобщее мнение не всегда правильное. Встречали ли вы женщин, при одном взгляде на которых мир сужается до крохотного клочка пространства, который они занимают в данный момент? И есть ли у Евы это качество? Судите сами, поскольку в этом письме я изложу ту правду о ней, которая известна лишь нам двоим.
Можно ли найти черную кошку в темной комнате, если ее там нет? Не спешите с ответом, ошибетесь. Потому что Ева и есть черная кошка, которую вы, на свою беду, нашли в темной комнате, притом, что ее там не было. Уж такова особенность человеческого мышления — способность видеть то, чего нет. Главное — правильный ракурс. Вернее, ложный. Это знает каждый фокусник.
Еве было девятнадцать, когда мы познакомились. Второкурсница, как сейчас помню. Набралась смелости и явилась ко мне после лекции на консультацию с замечательным, с ее точки зрения, предложением — бросить это дело и пойти угоститься кофе в каком-нибудь кафе.
— Хорошая попытка! — сказал я. — А ты не пробовала получать оценки каким-нибудь другим способом?
На таких красивых девушек у меня аллергия, если они дуры. Но близился конец семестра, и я уже неплохо знал своих студентов. Дурой Ева не была. Из чего вытекало, что счастливая и безмятежная жизнь ей не грозит.
— Думаю, пятерку я и так получу! — рассудительно заметила она. — Хотелось бы просто с вами поговорить.
О, это сколько угодно! Мой немалый жизненный опыт подсказывал, что Ева не врет. Девушек, желающих обсудить со мной личные проблемы, хватало во все времена, уж не знаю почему.
— Ладно, говори! — вздохнул я.
— Прямо здесь? Но у вас же консультация!
— Все равно никого, кроме тебя, нет. А темы консультаций правилами не регламентируются.
Ева хмыкнула, оценив мой непритязательный юмор. Так и начались наши отношения за пределами лекционной аудитории. С самого начала в них не было ничего предосудительного и ничего, что как-то вписывалось бы в рамки житейской логики.
Проблем у Евы хватало тогда, хватает и сейчас. А как иначе, если ты красива, эгоистична и склонна к авантюрам. И все это наряду со здоровым цинизмом и нехваткой сдерживающих природную активность нравственных норм. Выяснили мы это не сразу, но довольно-таки скоро: хватило буквально двух-трех месяцев еженедельных ритуальных встреч в маленьком кафе на четыре столика, куда редко кто заходит. Общение с Евой меня никогда не тяготило, потому что ее харизма невероятна. Мою роль в своей жизни она считала очень важной. Выражаясь языком физика, можно сказать, что в мире зависимых и независимых переменных она искала константы, на которых могла бы строить свою модель и свою миссию в жизни. К миссии в жизни Ева всегда относилась серьезно, потому что никогда не могла ее до конца понять. Слава богу, подавляющее большинство девушек особо этим не заморачивается, иначе наша жизнь превратилась бы в сущий ад!
Но если говорить о миссии в жизни вообще, то женщинам в этом плане повезло больше: знание о ней заложено в них самой природой. У нас, мужчин, полная неразбериха. И это главный, хотя и не единственный, аргумент в пользу гендерного неравенства. Мы обречены любить женщин, в то время как они с самого начала знают, что рано или поздно в их жизни появится человечек, которого они будут любить больше. Намного больше.
Все это очень интересно, скажете вы, но нельзя ли вернуться к Еве? Можно и нужно, но начну опять издалека. Много-много лет назад я надумал написать фантастическую повесть, согласно сюжету которой немолодой ученый создает компьютерную программу, эдакий искусственный интеллект, и она пытается понять окружающий мир. И небезуспешно, потому что в программу встроен генератор ошибок. В этом и заключалась суть идеи: учиться лучше всего на собственных ошибках. Придя к выводу (на мой взгляд, спорному), что миром правит любовь, программа визуально принимает вид молодой привлекательной женщины и через разные средства связи заводит знакомства с десятками тысяч мужчин разного возраста, именуя себя при этом Евой — первой женщиной нового мира. Повесть, хотя и не была дописана до конца, название получила — «Диалоги с Евой». По задумке прямая аналогия с «Диалогами» Платона. Однажды, спустя годы, я обнаружил, что вижу сходство между Евой виртуальной и Евой живой. Обе искали любовь. Обе увлекались и разочаровывались. Трагедия придуманной мной Евы была экзистенциальной: она понимала, что любовь и ненависть — это главное, что отличает людей от компьютера, но сама влюбиться не могла. Мешал разрыв между уровнями интеллекта, но и что-то еще, нечто такое, что я и сам не до конца понимаю. Разочарование сделало Еву циником, но в то же время придало ей черты живой женщины. Нечто подобное происходило и с Евой настоящей, а потому романы с парнями, в которых она влюблялась, никогда не затягивались надолго. Серьезная причина для паники, если ты максималистка.
Наши беседы с Евой отличались полной откровенностью, и мне это импонировало. Как и ее раскованная, провокационная манера поведения: Еве ничего не стоило сесть мне на колени или положить голову на плечо, таким образом она заявляла свои права. Делала это всегда демонстративно, и я не раз ловил на себе завистливые взгляды мужчин. Теперь она такого себе не позволяет, повзрослела.
Сдружившись с Евой, я понял, что нас сближает. Мои профессия и семейное положение исключают авантюризм, в то время как генетически его во мне предостаточно. В присутствии Евы наши склонности к авантюризму начинают резонировать, как в колебательном контуре, усиливая друг друга. Следствием этого и явилось рождение той Евы, которую вы знаете. И вот как это случилось.
— Так ты у меня никогда и ни в кого не влюбишься по-настоящему! — сказал я после ее разрыва с очередным избранником.
— Вообще-то я могла бы влюбиться в кого-нибудь, будь ты лет на пятнадцать моложе, — не задумываясь, ответила Ева.
Не берите в голову, это обычная ее провокация, к ним я уже привык за полгода общения. Что ни говори, но чаще всего мы обсуждали не ее личные проблемы, а вопросы куда более серьезные. Еву интересовали и философия, и религия, и даже космогония. В общем, те темы, которые близки и мне.
— Из-за чего в этот раз расстались? — спросил я.
— Да он просто строил из себя умного, а сам почти ничего не читал.
— Но ты могла легко это выяснить до того, как ему отдалась.
— Поторопилась, — кротко согласилась Ева. — Протупила.
— И так каждый раз! — подчеркнул я.
Ева предпочла не отвечать. Правда была на моей стороне. А кто любит правду?
— Есть только один путь, чтобы не попадать в такую ситуацию, — заметил я.
Ева удивленно подняла бровь.
— Тебе нужно завязать роман с кем-нибудь из писателей. Они уже по служебной необходимости начитанны, некоторые даже остроумны. Хотя бы одну позицию из своего списка требований закроешь.
— Неужели ты думаешь, что я об этом не думала?! А почему, скажи, мы с тобой встречаемся?
— Да я не о себе. Есть же и другие писатели.
— Так им всем за восемьдесят!
— Не всем. Есть и молодые.
— Где?
Хороший вопрос! У Одессы всегда были непростые отношения со своими писателями. Спросите любого сотрудника нашего литературного музея, и он со знанием дела ответит, что известными стали только те из них, кто не поленились отсюда смотаться. Учтя этот факт, поколение прозаиков, по возрасту подходящих Еве, поспешило разъехаться по разным углам, причем углы выбирались чаще всего в благополучных европейских странах. В городе остались поэты, но им и здесь хорошо. Они у нас непритязательные.
— Можно пойти другим путем, — предложил я. — Поступим ровно наоборот, сделаем из тебя поэтессу. Тогда в числе твоих поклонников будут почти исключительно начитанные люди.
— Ненавижу поэзию! — фыркнула Ева. — Всегда читала только прозу.
— Ради хорошего дела можно и потерпеть!
— Да я в жизни ни одного стихотворения не написала!
— Пустяки, это не проблема! — успокоил ее я. — Стихи будут. У меня есть друг, замечательный поэт, он напишет. Он стихи как пирожки печет.
Друг не подвел, стихи от имени Евы написал. И даже разместил их на сайте поэзии вместе с ее фото. Успех был просто невероятный. Другу это так понравилось, что он продолжает публиковать стихи на странице Евы и по сей день. Так что она теперь признанная интернет-поэтесса.
С десятком стихов, аккуратно переписанных в тетрадку, Ева явилась в литературный клуб «Зеленая лампа», где собирались, главным образом, поэты. Приняли ее хорошо, стихам аплодировали. Меня это даже удивило, потому что поэты были сплошь женского рода. Прозаики такой сердечности себе не позволили бы.
Отличие «Лампы» от других литературных клубов — обилие выпивки. Подшофе поэтессы становятся просто лапочками, и едва ли не каждая из них пригласила Еву на какое-либо поэтическое мероприятие.
Очень скоро Ева стала известной и обзавелась поклонниками. Увы, ничего путного из этого не вышло. Поклонники были специфические. Они всем сердцем любили поэзию. Периодически мне приходилось выслушивать жалобы Евы:
— Сегодня рассталась с Данилой. Представляешь, вместо того чтобы кофе мне сварить, утром начал читать стихи.
— Чьи?
— Вот и я его об этом спросила. Оказалось, мои. Друг твой накануне опубликовал, я просто не успела ознакомиться.
В общем, молодые любители поэзии Еву не вдохновили, как и поклонники постарше. Эти были сплошь женатые, тратить на них время Ева не желала, поскольку хотела отношений серьезных, но не тайных.
К счастью, молодые прозаики — те самые, что ранее покинули Одессу, — как раз решили объединиться в клуб. Что-то типа «Двенадцати верных рыболовов» Честертона, но в экономварианте. И первое заседание решено было сделать в Одессе. Здесь-то я их с Евой и познакомил.
Как я уже упоминал, поэты и прозаики различаются по складу ума. Поэты стремятся к публике, прозаики стараются ее по возможности избегать. И если вы встретите прозаика, читающего свой рассказ на многолюдном мероприятии, не сомневайтесь, это поэт, просто не умеющий писать в рифму и в размер. Но по глубине страсти прозаики поэтам не уступают, может, даже превосходят. А главное, к поэтессам относятся трепетно. К очень красивым — вдвойне трепетно. В общем, запустить в их общество Еву (это предложение прошло, как вы понимаете, на ура) было все равно, что запустить щуку в ставок с карасями.
С тех пор я вижу ее нечасто. Общаемся обычно по скайпу, потому что большую часть времени Ева проводит за границей, перепархивая от одного прозаика к другому. До сих пор это ее устраивало, писатели ей нравятся — люди они, и правда, неплохие. Со многими я дружу, у нас есть что обсудить. Как мне кажется, к странным отношениям с Евой все члены клуба уже привыкли, за исключением Михаила. Его пост, опубликованный в вашей газете, полон страдания. Поскольку писал его прозаик, в нем нет ни одного слова правды, но она и так проступает сквозь буквы текста, как кровь через марлевую повязку. С Михаилом Ева прожила дольше всех — целый год! — и никогда не считала это время лучшим временем жизни. Характер у него не сахар, но то же можно сказать о большинстве талантливых людей. В своем рассказе Михаил описал отношения с Евой, какими они могли бы стать в будущем, и это художественное, абсолютно гипертрофированное видение предмета всполошило все сообщество поклонников Евы. Боюсь, некоторые даже пытаются разыскать в Мадриде доктора Амадо, чтобы отговорить его от участия в ее авантюре. Думаю, газета могла бы их успокоить. Последнее, что Ева захотела бы сделать в жизни, это поменять пол.
Такова подлинная история Евы и, в какой-то степени, одесской прозы, разбросанной по миру подобно зернам. Надеюсь, что они взойдут. С Евой я не могу связаться уже больше недели, но верю, что с ней все будет в порядке. И все-таки в глубине души немного беспокоюсь: исчезать надолго не в ее правилах.
P.S. Сам не знаю, для чего написал это письмо, но уж точно не для печати. Слишком много личного и для меня, и для ряда знакомых мне людей. Так что оставим все как есть, будить спящую собаку себе дороже.
Наиль Муратов