|
|
   |
В июле в Театре на Чайной был представлен новый спектакль из наследия советской классики: «Мой бедный Марат» Алексея Арбузова. Постановщик — Влад Костыка; в ролях: Лика — Мария Кабакчей, Марат — Виталий Зеленков, Леонидик — Даниил Савченко. Название спектакля в афише: «В поисках счастья».
ПОЧЕМУ-ТО спектакль обозначен так: «по мотивам», — хотя я ни во время просмотра, ни перечитывая задним числом пьесу, никаких вольных импровизаций не обнаружила: всё четко по тексту. Некогда пьеса-хит, как определили бы сегодня, — освященная именами А.Эфроса, И.Владимирова, любезная народу... эх, замахнулись.
Договоримся о правилах игры. Всё, что я изложу здесь, возникло в моих мыслях именно по ходу спектакля. А это значит, что спектакль — состоялся. Из пустышек не возникает размышлений. Во вполне традиционной камерной постановке, с благородно сдержанной манерой актерской игры, содержались как раз такие глубина и многозначность, которые наводили на очень неожиданные мысли, чему немало способствовала и перспектива Времени: оно расставляет по местам если не всё, то очень многое.
Слушайте, я так хохотала!.. Нет, в спектакле ничего смешного не было. Дело идет о зигзагах жанра.
Отслеживаю знакомые перипетии взаимоотношений трех подростков-блокадников — и сразу на мысль: ёлы-палы, индийский фильм «Сангам»! Чтоб я пропала. Не иначе, Радж Капур там Арбузова начитался.
А нет, шалишь. «Сангам» — 1964 год, «Мой бедный Марат», с выразительным уточняющим подзаголовком: «Не бойся быть счастливым», — 1965. Индийская мелодрама, однако, еще не попала на советский экран. Но это же надо так в унисон мыслить!
«Да, но сопоставимы ли обстоятельства Ленинградской блокады...», — возразите вы. Погодите: мы и о блокаде здесь еще поговорим.
...Трое. «Сангам» в переводе с санскрита — «слияние»: место слияния трех рек, почитающееся в Индии священным.
Двое с юных лет влюблены — в одну. Один — одержим любимой. Другой — одержим идеалом настоящего мужчины со всеми вытекающими: кодексом чести и жертвой во имя священной мужской дружбы. Во имя последней он, будучи любим, отступается от любимой и любящей, не давая ей ни малейшей надежды.
Она — не субъектна. В фильме Раджа Капура это, в конце концов, приводит к бунтарской эскападе героини. Что же вы творите, кричит она благородным друзьям-соперникам, вы меня-то спросили, о моих чувствах справились?! В пьесе Арбузова юные друзья-соперники однажды-таки решаются поставить ультиматум Лике: выбирай из двоих. Хитрый ультиматум, освобождающий от ответственности — одного: именно «настоящего мужчину» Марата, который упорствует в мужской чести так, что провоцирует в Лике эксцесс чести девичьей. Не выберет она того, кого любит, если он первым не заявит о своей любви. Не станет она навязываться. Ну, точь-в-точь как та индийская героиня. Результат: как и та, наша вынужденно выбирает из двоих того, кому, по ее мнению, она действительно нужна; того, кто, как ей кажется, без нее погибнет. В нашем случае этот выбор усугублен тем, что артистичный и душевный Леонидик вернулся с войны без левой руки.
А ДАЛЬШЕ всё идет наперекосяк, потому что получается — двое предали свою любовь, третий не погнушался воспользоваться. Из двоих соперников, однако, так выходит, Марат — более духовен, потому что менее подвержен страстям, во главу угла поставив честь и жертву. Леонидик пройдет сложный и мучительный путь к духовности: финальной жертве-отречению...
Ох, не жаловала я в студенчестве советских драматургов, этих Розовых, Арбузовых, Вампиловых. Предпочитала западную драматургию. Знаете, почему? В советских авторах работала самоцензура. Они показывали людей и отношения не так, как всё оно складывалось в действительности, а так, как должно было происходить в идеале. Глубинное изучение темных эксцессов человечьей природы — это было табу. И финал пьесы «Мой бедный Марат» когда-то меня разозлил: надо же, Леонидик осознал, устранился и всё исправил. В жизни, скорее всего, оба взаимно влюбленных, Марат и Лика, так и влачили бы до конца немилую семейную жизнь, притерпевшись.
Сегодня я смотрю на коллизии арбузовской пьесы не столь категорично. Да и спектакль не дает оснований для нашей радости «хеппи энду». И это очень тонко, замечу вам, в спектакле сыграно.
Итак, всё наперекосяк, как уже было отмечено. Никакой «сбычи мечт». Все трое, представ перед нами уже в возрасте 33-35 лет, ощущают себя, невзирая на житейское благополучие, по-человечески и профессионально несостоявшимися. Глубоко заурядными. Бескрылыми. Кармы не существует, но она работает. А ведь мечталось!..
Здесь уместно привести высказывание самого идейного из троих — Марата. Мачо, для которого «первым делом, первым делом — самолеты... мосты... синхрофазотроны... общественное благо... ну, а девушки — а девушки потом». Монолог поясняет саму идею пьесы:
— А ну, подумай, сколько народу померло из того расчета, чтобы мы остались в живых? Вспомни сорок второй, блокадную зиму, все страдания. Сотни тысяч умерли за то, чтобы мы были необыкновенны, одержимы, счастливы.
Это Марат так думает? Или так думал сам Алексей Арбузов, представив Марата в данном случае как своего «альтер эго»?..
Сегодня трудно на это ответить. Но сегодня уже можно ответственно сказать: какое трагическое заблуждение!..
СФЕРА секса — или любви, если хотите, но это уже будет сужение явления, — это абсолютно не регламентируемая сфера человеческого естества. Иррациональная. Не регулируемая общественными явлениями и процессами. Разве что сдерживаемая. Не определяемая и не освящаемая никакими испытаниями, даже трагедией Ленинградской блокады, и не обязанная последней никакими «спасибо, что живой».
Едва ли не первым из наших художников-драматургов понял это покойный Петр Тодоровский. Понял — и воплотил в гениальном фильме «Военно-полевой роман». Осмелившись заявить на весь мир, что война и всё, что она, подлая, сделала, здесь совершенно не при делах. Что и после войны, что и вовсе без войны прошедшая оную героиня была бы именно тем, чем была: чем — уродилась. И сказ этот не о войне и ее пагубе, а вечная история Мечтателя, вечное «всё не то, чем кажется»: фантасмагория гоголевского «Невского проспекта» в советских послевоенных реалиях с жареными пирожками на лотке.
В этом смысле «Мой бедный Марат» и «Сангам» — идентичны. Мелодрама. Именно, что мелодрама. О превратностях любви. С достаточно скудными психологическими обоснованиями поведения персонажей — в обоих случаях.
Но, наверное, только сегодня внятно прочитывается в пьесе Арбузова — и, вослед, в одесском спектакле Влада Костыки — крамольная даже для советских шестидесятых мысль: подавление естества во имя идеи, сколь благородна она бы ни была, извращает естество и в конечном счете сводит человека на нет. Ведь в СССР всё было направлено на воплощение идеи выведения новой, особенно благородной, породы человека: человека-альтруиста.
Интересно, приходила ли кому-либо в голову такая трактовка в годы, когда пьеса «Мой бедный Марат» триумфально шествовала по сценическим подмосткам? Свидетельств этому я в Интернете не нашла. Не берусь судить. Может, критики не решались высказать мысль открыто.
Мысль, впрочем, глубочайше спорная. Потому что человеческие специфические дарования точно так же не обусловлены пережитыми страданиями, как и сексуальные переживания. Сколь отмерено таланта природой, столько и проявится, невзирая на прочие житейские обстоятельства. С «облико морале» своего носителя талант тоже весьма мало сопряжен. И я не вижу оснований для пафосного вывода о том, что, предав любовь, герои растеряли и талант.
Шесть построенных мостов для фронтовика, ныне 35-летнего Марата — это не так уж мало. Его внезапное отступничество от некоего коллеги, с боем продвигающего спорный проект, вообще лишено внутренней логики, тут уж сплошной... «Сангам». Лика, не ставшая ученым-исследователем и вынужденная довольствоваться простой врачебной практикой? А кто вообще ей сказал, что у нее есть дар ученого-изыскателя? Исследованиям еще никакая несчастливая любовь не стала помехой, если ты для науки от роду предназначен.
Леонидик, в 35 лет выпускающий третий поэтический сборник? Только и всего, да? Что, тиражи маловаты? Из этого мы должны заключить, что Леонидик — посредственный поэт? Наступил на горло собственной песне? Не Евгений Евтушенко, да? А как вам первый, тоненький, сборник «Перед снегом» военкора и инвалида войны (как Леонидик!) Арсения Тарковского, вышедший, когда автору было 55 лет?..
И, хуже, жесточе, страшнее того — для натуры незрелой: никакие житейские испытания и пережитые страдания, никакая Ленинградская блокада, никакая победоносная война, в которых ты чудом выжил и победил, не гарантируют тебе так называемого «счастья». Не припасено его — доблестному и выжившему. Ничем не воздастся, кроме личного назидания. Личного духовного опыта. Жить возможно только «здесь» и «сейчас».
Ох, эти шестидесятники, властители дум. Как они подчас бывали наивны. Как подменяли действительность своими о ней идеальными представлениями, устанавливая обусловленности там, где их по природе вещей быть не может.
Напомню: все эти соображения являлись мне при просмотре спектакля, что свидетельствует о неоднозначности постановки и глубине подтекста. На то и спектакль, чтобы задуматься о жизни.
...Тем не менее, вопросы верности себе, смелости в чувствах, ответственности за решения, равно как и вопрос ложно понятого идеала, для нас не сняты. Тем не менее, у нас на глазах в спектакле, строго вослед пьесе-первоисточнику взрослеет и мужает душевно хрупкий Леонидик, обретая не знамое им доселе чувство собственного достоинства. Этот персонаж не зря говорит о себе всё время чуточку манерно, в третьем лице: ведь он по жизни привык быть «третьим лишним», с того часа, когда его любимая мама предпочла сыну взрослого чужого мужчину. Поэтому Лика для Леонидика — всё: любимая, жена, мать, сестра. Страсть — основа его натуры. И эта натура проходит путь становления духовного стержня: принятия на себя ответственности за собственную судьбу, обретения собственной свободы и дарования свободы другому.
Леонидик уходит в неизвестность — можем быть уверены: уж не пропадет, — предоставив Марату и Лике исправить ошибку юности и устроить жизнь вдвоем. Что — справедливость восторжествовала? Ага, держите платочки шире для сладких слёз. У 35-летнего Марата, между прочим, тоже где-то есть семья. Стало быть, она будет разрушена? Кому-то на земле Марат причинит боль? Или остается надеяться, что он, гордец, в очередной раз, в пику Лике, соврал?..
Во всяком случае, вовсе не радостен финал этого спектакля. Мы оставляем его героев, сидящих растерянными, подавленными, погруженными в задумчивость. Это очень умное решение финала. Не всё вот так просто в этой жизни поддается вымарыванию и редактуре.
А чем же может быть полезен и привлекателен этот спектакль современным подросткам и молодежи? Да, представьте, именно вот этими мелодраматическими вечными ценностями. Напоминанием о том, что существует на свете, оказывается, чувство чести. Долг, мужская дружба... и вот эта ископаемая девичья честь с девичьей стыдливостью.
Недурно напомнить об этих добродетелях во времена, когда в порядке вещей любовные отношения «без комплексов», на уровне «крякнули от удовольствия и разбежались» (это так мы острили еще в моей юности). Мы же в Европу стремимся, задрав штаны. А Европа нам на экране теперь что предлагает? Эмансипированных героинь детективных сериалов, интеллектуальных следовательниц, которые «снимают» приглянувшегося самца в баре либо прямо на улице, на ночь, для удовлетворения потребности, с резюме: «Молодой человек, если я с вами переспала, это еще не повод для знакомства». Это — модель «отношений». Потребительских отношений общества потребления. Говорю о том, что сама на экране видела.
Нет, знаете, можно посмеиваться над киношным наивом, но для воспитания чувств уж лучше «Сангам». Или «Мой бедный Марат». Говорю в обратной перспективе прожитых лет.
Тина Арсеньева. Фото с сайта Театра на Чайной