|
|
   |
За долгие годы работы в Черноморском пароходстве я плавал на разных судах: пассажирских, танкерах, сухогрузах. Но однажды довелось перегонять из Одессы в Мурманск плавкран. Построен он был в Венгрии, доставлен в Одессу по Дунаю. А уже из Одессы путь его лежал на север, в Мурманск. Буксировать плавкран должен был морской буксир «Геркулес».
У меня тогда закончился отпуск. Танкер «Херсон», на котором я плавал третьим механиком, ушел на Дальний Восток. Ждать его нужно было долго. И когда мне предложили пойти на этот буксир вторым механиком, я согласился.
Был конец февраля. Как только мы вышли из порта, ведя на длинном буксирном тросе плавкран, пошел снег, и город сразу скрылся в белой пелене. До Босфора немного штормило. Прихватило всерьез в Средиземном море. Волны с бешенством обдавали судно, и в машинном отделении, просачиваясь через задраенные люки, начала гулять вода.
«Геркулес», стараясь преодолеть яростный напор волн, трясся от напряжения. Его кренило то на один, то на другой борт, и, казалось, эта качка и этот ураганный ветер не успокоятся никогда!
Ближе к Сицилии чуть утихло, но оборвался буксирный трос. Плавкран понесло к берегу. Боцман, по команде капитана, мгновенно спустил моторный бот, в который спрынули старпом, четвертый механик и несколько матросов. Они успели догнать уносимый волнами плавкран и сумели завести на него новый буксирный трос.
За Сицилией шторм снова начал набирать силу, нас стало сносить к берегам Франции. Чтобы переждать непогоду, капитан решил зайти в какой-нибудь порт. Так мы оказались в Ницце.
Дня через два погода улучшилась. Но впереди были Атлантический океан, Северное и Норвержское моря. Готовясь к этому переходу, капитан заказал бухту нового стального троса на случай, если снова оборвется буксир.
Ждать заказ нужно было несколько дней. Обрадовавшись этому, я решил прогуляться по Ницце. Но в то утро, когда я собрался в увольнение, ко мне зашел капитан.
Познакомился я с ним в отделе кадров, когда получал назначение на «Геркулес». Мирошниченко Александру Николаевичу было тогда лет шестьдесят. Глядя на его кряжистую фигуру, обветренное лицо и седую шевелюру, понимал, что с таким капитаном не страшно идти в море даже на таком небольшом судне, каким был «Геркулес».
Из отдела кадров мы вышли вместе. Мне нужно было зайти в редакцию газеты «Моряк». Заместитель главного редактора Яков Григорьевич Кравцов, которому я приносил свои заметки, встретив меня накануне в пароходстве, сказал, чтобы я зашел в редакцию получить удостоверение внештатного корреспондента «Моряка». Я. Г. Кравцов был старейшим сотрудником газеты. Он начал работать в «Моряке», когда секретарем редакции был Константин Паустовский, когда там печатались Валентин Катаев, Юрий Олеша, Исаак Бабель, Эдуард Багрицкий и другие молодые писатели и поэты, ставшие впоследствии знаменитыми.
В «Моряк» мы зашли вместе с капитаном. Ему интересно было познакомиться с таким человеком, как Я. Кравцов. А Яков Григорьевич, узнав, что мы назначены на «Геркулес», который поведет на буксире плавкран в Мурманск, попросил по возвращении в Одессу обязательно рассказать об этом плавании на страницах «Моряка»...
— Хотите съездить со мной в Грасс? — спросил, зайдя в мою тесную каютку капитан.
— В Грасс?
— Да. У меня сейчас сидит агент, которому я заказал буксирный трос и свежие продукты. И он готов повезти нас в Грасс, где в годы Второй мировой войны жил Бунин. Это недалеко от Ниццы. Может, найдем виллу, которую он снимал.
Бунин! Когда у нас начали издавать его книги, запрещенные при Сталине, я купил на Староконном рынке у перекупщика томик его рассказов. В книжных магазинах их было не найти. Каждый рассказ был потрясением! И «Господин из Сан-Франциско», и «Легкое дыхание», и «Сны Чанга». Как и многое другое, они были написаны с такой ошеломляющей силой, что при чтении захватывало дух!
Из автобиографической справки я знал, что Ивана Алексеевича Бунина многое связывало с Одессой. Отсюда он отплывал в свои путешествия — в Сирию, Палестину, Египет, на Цейлон. Его первая жена Анна Цакни была дочерью богатого одесского грека Николая Цакни. Правда, прожили они недолго. Вскоре после развода, живя уже в Москве, Бунин в 1906 году познакомился с Верой Николаевной Муромцевой, племянницей председателя Государственной думы России I созыва. С ней и прожил всю жизнь.
Летом 1918 года вместе с Верой Николаевной Бунин перебрался из Москвы в Одессу, где написал знаменитые «Окаянные дни». Вот небольшая выдержка из этой книги, которая была издана у нас уже после развала Советского Союза: «Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурой. Что же с ним сделали? Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым балаганом, чудовищные последствия которого неисчислимы...».
В августе 1919 года Одесса была взята Добровольческой армией. Бунин приветствовал новых хозяев Одессы и лично благодарил командующего армией генерала А. И. Деникина, прибывшего в город. Но в феврале 1920 года под натиском Красной армии деникинцы оставили Одессу. И Бунин с Верой Николаевной на небольшом французском пароходе отправился в эмиграцию.
По дороге в Грасс я узнал от капитана, что во время войны он плавал на Дальнем Востоке и в 1943 году принимал в Сан-Франциско пароход типа «Либерти». Эти пароходы американцы поставляли сражавшемуся с гитлеровской Германией Советскому Союзу. Остались они у нас и после войны.
В Сан-Франциско, как рассказал капитан, была большая русская колония. Ее представители приходили к советским морякам, презентовали подарки, приглашали в гости. А однажды устроили в своем клубе вечер русской поэзии, читали стихи Блока, Брюсова, Есенина и Бунина. А перед чтением стихов рассказывали биографии поэтов. Тогда капитан узнал, что Бунин, став эмигрантом, вначале жил в Париже, а с началом Второй мировой войны перебрался в курортный городок Грасс, где снял виллу «Жаннет». На этой вилле прожил до окончания войны...
Грасс оказался похожим на Ялту. С такими же крутыми улицами и со множеством домов, рассыпанных по склонам. Агента, который нас туда привез, звали месье Дюпон. Останавливая машину, он то и дело спрашивал у прохожих, как проехать к вилле «Жаннет», но никто о ней не слыхал. И лишь в кафе, куда мы зашли выпить по чашечке кофе, нашелся пожилой гарсон, который дал нам адрес старого русского эмигранта, который мог знать адрес виллы, где жил И. Бунин.
Долго крутились мы по узким улочкам, пока искали дом этого человека. Наконец нашли. Но каково было наше разочарование, когда мы его увидели. Лет этому человеку было за девяносто. Голова его тряслась, и когда он уставился на нас тусклыми глазами, не понимая, о чем мы его спрашиваем, стало как-то не по себе. Ничего не добившись, мы попрощались и поехали в Ниццу.
Капитан молчал. А я думал о том, что великий русский писатель Бунин, несмотря на полученную в 1933 году Нобелевскую премию, которую, как я где-то читал, почти всю раздал на благотворительные цели, никогда не имел своего угла.
К. Паустовский писал, что в молодые годы Бунин жил то у родственников в Орловской губернии, то по разным гостиницам. Бежав из большевистской Москвы в Одессу, он жил на даче писателя А. Федорова за 16-й станцией Большого Фонтана. А с наступлением осени перебрался к своему приятелю художнику Буковецкому на Княжескую улицу, которая при Советской власти называлась Баранова. Об эмиграции и говорить нечего. В Париже жил на съемной квартире, а вилла, которую, приехав в Грасс, мы так и не нашли, тоже была для него чужой...
На следующее утро нам привезли новый буксирный трос, свежие продукты, и мы покинули Ниццу... Дальнейший переход до Мурманска прошел относительно спокойно. Сдав там плавкран, мы вернулись в Одессу. В очерке об этом перегоне, который я принес в «Моряк», я не писал о поездке в Грасс и поисках виллы, на которой жил И. Бунин. Описал только то, что пришлось пережить на долгом штормовом пути от Одессы до Мурманска. Написал и о нашем молодом поваре, которому ребята дали кличку «Дима-сельдерей». В любую погоду, даже при мощной качке, он умудрялся кормить нас вкуснейшими обедами.
Написал о радисте Н. Афанасьеве, который, держа связь с Одессой и постоянно принимая сводки погоды, почти не выходил из радиорубки. Позже, будучи радистом на теплоходе «Умань», в ночь с 13 на 14 января 1964 года он погиб вместе с затонувшим в Атлантическом океане теплоходом, до последней минуты посылая в эфир сигнал «SOS».
Написал, конечно, о капитане. Когда мы прошли самую северную оконечность Европы мыс Нордкап и вошли в Баренцево море, попали в густой туман. Капитан сутки не отходил от радара, продолжая вести наш маленький караван, пока не привел в Мурманск...
Прошло несколько лет. Я был уже старшим механиком на теплоходе «Аркадий Гайдар», когда мы пришли в Руан. Встретивший нас там представитель Черноморского пароходства Аверин, к сожалению, забыл его имя, заказав автобус, устроил нам экскурсию в Париж. Когда мы осмотрели основные достопримечательности города — Эйфелевую башню, собор Парижской богоматери, Елисейские поля — я попросил Аверина показать улицу, на которой жил И. Бунин.
Автобус остановился на улице Жака Оффенбаха возле высокого дома с типичными для Парижа небольшими, словно приплюснутыми, балкончиками. Рядом с мрачной парадной с плотно закрытой обшарпанной дверью, мы увидели позеленевшую бронзовую табличку, на которой на французском языке было написано: «В этом доме с 1920 года по 1953 год жил Иван Бунин, русский писатель, лауреат Нобелевской премии 1933 года».
Аверин показал нам кафе, где любил сидеть И. Бунин, и где в 1946 году известный советский писатель Константин Симонов уговаривал его вернуться в Советский Союз.
А потом мы поехали на кладбище Сен-Женевьев де Буа. В русской его части, где похоронены многие знаменитости, покинувшие в годы гражданской войны Россию, мы увидели прелестную церквушку, окруженную шелестящими на ветру березками.
Аверин повел нас по аллейке мимо православных крестов и ангелов скорби и подвел к могиле И. Бунина. Я увидел серый гранитный крест, не совсем обычной формы, преземистый и тяжелый. В ногах И. Бунина была похоронена Вера Николаевна Муромцева, соединившаяся с ним навек под одним крестом.
...Когда мы входили на кладбище, я купил у сидевших возле ворот цветочниц две красные гвоздики и положил их под этот крест. Вот так довелось мне увидеть дом, где жил в Париже Иван Бунин, и его могилу.
Аркадий Хасин