|
К сожалению, людей мало интересует прошлое, жизнь и будни простых людей в давние, и даже не очень давние, времена. Я бы, наверное, тоже не интересовалась этим, если бы не рассказы моей прабабушки Ирины Степановны. Сейчас ей 92 года, но бабушка (как я её называю) любит весело говорить: «Года — мое богатство!». Недавно она мне рассказывала о том, как пережила оккупацию. Я записала этот рассказ:
«Когда началась война, мне было 22 года. За несколько месяцев до того я успела выйти замуж. Когда объявили о начале войны, я была в клубе, где мы ставили спектакль. До этого я о войне только слышала от старших, поэтому было даже интересно, что это такое — война? Глупая была... Вот война и пришла.
Началась мобилизация. Всех молодых людей забирали на войну, это коснулось и моих соседей. У них в семье единственным ребенком был парень лет восемнадцати, его вместе с отцом забрали на фронт. И не успел он дойти до передовой, как погиб под Коростенем. А отца через некоторое время привезли к нам в село и оставили на крыльце — больного и разбитого, со страшным заболеванием — столбняк. По специальности я — акушерка, но помочь больному была просто обязана, ведь в нашей деревне из медицинских работников на фронт не взяли только меня из-за беременности и врача из-за преклонного возраста. Медицина такого лечения, как сейчас, не знала. И единственный вариант вылечиться от столбняка заключался в том, чтобы выпивать каждый день большое количество самогона. Я не знаю, как наш больной это выдерживал, но пил он постоянно, разбавляя самогон сырым яйцом. Благодаря чему вылечился и дожил до 71 года....
К счастью, в нашем селе Загальцы не было такой жуткой нехватки медикаментов и продовольствия, как в городе. Немцы у нас стояли мало, они к нам зашли, а вскоре пошли на Киев, но оставили несколько человек, как говорится, для поддержания порядка.
До начала войны я заведовала колхозным роддомом. После прихода немцев его закрыли и там поселили полицаев. Сообразив, что после немцев может не остаться инвентаря, а нам ведь придётся восстанавливать больницу, мы решили закопать все, что возможно. Конечно, закопать железные кровати было нереально, а вот мягкий инвентарь закопали...
При немцах у меня не было официальной работы. Роды я принимала на дому, не могла же отказать женщинам в помощи. Чаще всего роды происходили ночью, из-за этого за мной следил и ходил следом полицай. Каждый раз он тщательно обыскивал сумку, а после провожал домой, чтобы я не убежала к партизанам в лес. Один раз роды начались во время бомбёжки, пришлось перебежками добираться до дома роженицы и обратно. На обратном пути я увидела, что горит моя хата. Тогда я ужасно перепугалась и думала, что негде будет жить. Но, слава Богу, соседи помогли — вовремя тушить начали...
За нашим селом, в лесу, была небольшая деревня, больше похожая на хутор. Все мужчины и женщины из неё ушли в партизанский отряд, а в селе остались только дети и старики. Немцы сожгли этот хутор, живьём сгорели старые и малые. На такие жестокие и дикие дела немцы с удовольствием брали с собой полицаев, именно их они заставляли поджигать сёла и бросать детей в огонь. Среди полицаев был молодой парень, которого мать уговорила прислуживать немцам. После первой карательной операции он сошёл с ума. Односельчане возненавидели женщину, вместе с полоумным сыном пришлось ей спасаться бегством в другое село.
Так проходили эти страшные годы...
Немцы ушли, как пришли, — быстро и ночью. Проснулись мы утром, а немцев нет. Радости не было предела. А тут ещё и наши подходят. Встречали мы их как героев.
Конечно, многие не вернулись... А были и такие, что ушли за немцами, как наш бывший председатель сельсовета. Село от этого вздохнуло свободно, потому что во многом он был хуже немцев. Мог женщину избить за то, что она на работу не вышла или ещё что-нибудь в этом роде...
Со временем все наладилось. Восстановили больницу и роддом, мне выделили две комнатки для родильного отделения. В одной я принимала роды, а во второй лежали роженицы и новорождённые детки. Меня даже выдвинули на получение ордена Ленина. Но из-за того, что я была в оккупации, отказали. Однако выписали денежную премию в 500 рублей и повысили зарплату. На эти деньги я начала строить новый домик, где и жила долгие годы...».
За 40 лет акушерской практики моя прабабушка приняла несколько тысяч родов, и не было ни одного случая материнской или детской смерти. Она могла бы работать и дальше, но ушла на пенсию, чтобы помогать растить внуков. Она считает себя счастливой женщиной — мать двоих детей, бабушка четырёх внуков и прабабушка шести правнуков.
«На этом останавливаться я не собираюсь!» — шутит любимая бабушка.
Анастасия Робулец. Ученица гимназии № 5, слушательница курсов молодого журналиста при библиотеке им. Гайдара