|
|
   |
Восьмого сентября исполняется 20 лет со дня ухода в вечность писателя, общественного деятеля, основателя Одесского областного Совета мира Ивана Петровича Гайдаенко.
В начале года общественность Одессы широко отметила 100-летие со дня рождения писателя-мариниста. В издательстве «Астропринт» отдельной книгой вышел литературно-критический очерк Василия Полтавчука «Иван Гайдаенко», в котором освещены основные вехи жизненного и творческого пути писателя и миротворца.
Василию Полтавчуку довелось длительное время работать рядом с Иваном Петровичем в Областном совете мира и одесском отделении Союза писателей Украины. Он знал писателя не трибунного, а настоящего, без глянца и всегда восхищался им. При Иване Петровиче происходило становление писательской организации, пополнение ее молодыми талантливыми поэтами и прозаиками, он стремился, чтобы ее престиж был соразмерен с престижем Одессы — всемирно известного города.
В своей книге Василий Полтавчук детально исследует жанровое многообразие творчества Ивана Гайдаенко: очерки, повести, рассказы, пьесы, отдельно говорится о романе «Санта-Мария», в котором писатель достиг вершины творческого мастерства как участник событий в Испании 1936 года.
Первый же раздел книги «Дни рождения и вся жизнь Ивана Гайдаенко» захватывает читателя необычной судьбой героя, который считал, что у него три дня рождения.
Рождение первое — 7 января 1914 года в Кустанайской области, куда были сосланы родители. Еще школьником в 1921 году Ваня приехал в Одессу, увидел море и полюбил его навсегда. Здесь он закончил мореходное училище и пошел в первый рейс.
Второе рождение Ивана Гайдаенко состоялось тогда, когда его, 23-летнего матроса, советское правительство вырвало из фашистского плена франкистов Испании, где морякам-интернационалистам был объявлен смертный приговор.
Третье свое рождение Иван Гайдаенко засвидетельствовал лаконичной фразой: «Остался жив после войны».
Василий Полтавчук повествует о том, что Иван Петрович оставил большое творческое наследие, он автор более 50 книг, его пьесы ставились на сценах одесских театров. В книге приводятся факты о том, что писатель-миротворец Иван Гайдаенко «принадлежит к когорте одесситов, которые составляли честь и славу Одессы в ХХ веке».
Имя писателя присвоено одной из улиц в поселке Черноморка, библиотеке № 7, расположенной в Суворовском районе. На доме № 1 по улице Пироговской, где писатель жил с 1961-го по 1994 год, установлена мемориальная доска. Еще одна мемориальная доска появилась накануне его столетнего юбилея на задании школы № 85 в Черноморке.
25 лет Иван Гайдаенко был председателем областного Совета мира. Рядом с морем, на территории Свято-Архангело-Михайловского монастыря в 1998 году заложена Алея памяти миротворцев Одеcщины. Фруктовые деревья в форме журавлиного ключа посажены в честь миротворцев Ивана Гайдаенко, Георгия Главацкого, Надежды Пучковской, Бориса Деревянко, Екатерины Петлюк и многих других знаменитых одесситов. Деревья дают плоды людям — значит жизнь продолжается.
Владимир Павличенко
5 сентября общественность города, ветераны Великой Отечественной войны, флота и миротворческого движения Одесщины вышли в акваторию Одесского залива, чтобы возложить на воды Черного моря венок в память об И. П. Гайдаенко, ветеране двух войн — гражданской в Испании и Великой Отечественной, в память о всех, кто нашел вечный покой в морской пучине.
Боль о погибших фронтовых товарищах прошла через всю жизнь Ивана Петровича Гайдаенко, через все его творчество.
Я благодарна «Вечерней Одессе» за звучание публицистического слова писателя-трибуна со страниц газеты.
Иван Гайдаенко
Вечные огни морские
Нынче зима выдалась лютой. Затягивает льдом гавани портов, седым припаем окаймляет берега, пытается сковать льды в Одесском заливе. Черное курортное море выглядит сегодня сурово, и от него веет холодом. Но как море ни хмурится, а широкие его дали играют в лучах солнца, звенят музыкой ветров, дышат радостью жизни, спокойствием мира и сулят скорый приход весеннего тепла и света.
Морской лед чист, бело-голубого оттенка, на нем нет налета пороховой гари, нет алых пятен крови. Снуют и снуют суда — труженики моря, короткими фразами гудков перебрасываются буксиры. Морозными ночами, далеко к горизонту бросают свои лучи ясноокие маяки, мигают буи на фарватерах, в туманных рассветах стонут бакены, зовут мореходов в безветрие родной гавани, манят к теплу домашнего очага.
Стонут бакены — протяжно и горько. Так стонали тысячи матросов, раненных и изувеченных проклятой войной. Так, захлебываясь, стонали гибнущие, уходя навечно в морскую пучину.
Я всматриваюсь в холодную стынь морского простора, и вспоминается мне Черное море совсем другим, не знающим ни зимы, ни лета, всегда всклокоченным и настороженным, смешанным с грохотом канонады и шипящим от всплесков взорванного металла, разбавленным кровью и необъятным людским горем.
Ночью море погружалось в первозданную темень. Гасли маяки, не светила ни одна мигалка, замирали затемненные берега, по воле волн рядом с рогатыми минами плавали сорванные бакены и вехи. На воде, в ее толще, и в небе бесновалась смерть. Она вырывалась пламенем торпед и мин из-под воды, бомбами сваливалась с неба, прочерчивала свои пути трассирующими пулями и снарядами, озаряла море всполохами орудий.
Гибли корабли в родных гаванях, горели на рейдах, взрывались в открытом море и уходили на дно. Корабли — обжитые дома моряков — становились их братскими могилами.
Глухой осенней ночью у мыса Сарыч пассажирский пароход «Ленин» с семьями, эвакуируемыми из Одессы, напоролся на вражескую мину и вскоре скрылся в черной бездне. Из двух с половиной тысяч женщин, детей и стариков спасти удалось немногих. В ноябре сорок первого бесследно исчез ледокол «Адмирал Макаров». Море — единственный свидетель трагической гибели команды. В феврале 1942 года сражающийся Севастополь ждал прихода транспорта «Коммунист», снявшегося из Новороссийска. К месту назначения судно не пришло. Студеная февральская вода стала могилой всего экипажа.
Санитарный транспорт «Сванетия» с ясно видимыми красными крестами на бортах и палубах в сопровождении эскадренного миноносца «Бдительный» эвакуировал из Севастополя в госпитали Кавказа 1200 тяжелораненых краснофлотцев и офицеров. На рассвете 17 апреля 1942 года судно обнаружили немецкие самолеты-разведчики. В третьем часу дня восемнадцать «юнкерсов» атаковали госпитальное судно. Зенитная артиллерия «Бдительного» не позволила сбросить бомбовый груз прицельно, но все же одна бомба взорвалась у самого борта. В пробоину стала поступать вода. Самоотверженный экипаж боролся за жизнь судна, но только успел заделать пробоину, как на плавучий госпиталь с трех сторон набросилось десять торпедоносцев. Две торпеды врезались в борт «Сванетии». Судно носом уходило в воду, а гитлеровские летчики из пулеметов расстреливали на воде раненых, пытающихся спастись на обломках. Район гибели судна эсминец прикрыл дымовой завесой. Удалось спасти только сорок пять человек. Из них восемнадцать не выжили из-за переохлаждения.
18 июня 1944 года от торпеды немецкой подводной лодки ушел ко дну ветеран-труженик, ветеран-ополченец — пароход «Пестель» и с ним восемнадцать моряков. За несколько минут до своей гибели капитан Сергей Николаевич Кушнаренко отдавал последние приказы экипажу: «Спасать, спасать женщин в первую очередь». Так и ушел он под воду со своим судном.
Эскадренный миноносец «Безупречный» прославился в сражениях под Одессой. В одесских водах он получил первое ранение. Позже боевой корабль совершал прорывы в осажденный Севастополь, доставлял его защитникам боеприпасы и бензин, продовольствие и пополнение. Из Севастополя он возил на Большую землю раненых и мирных жителей. В этот раз в Новороссийске «Беспощадный» принял на борт четыреста воинов-сибиряков, пятнадцать медицинских сестер и боезапас и снялся на Севастополь.
Командовал эсминцем капитан-лейтенант Петр Максимович Буряк. Его шестнадцатилетний сын Володя был зачислен в экипаж юнгой и служил вторым наводчиком. 26 июня 1942 года на подходе к берегам Крыма после полудня появились стаи «Юнкерсов-87». Они были отогнаны слаженным огнем корабельных артиллеристов и сбросили бомбы в море. За первой атакой последовала вторая, но и она не принесла успеха врагу. Один самолет был сбит и рухнул в море. Гитлеровцы прибегли к атаке «звездным налетом». Две бомбы угодили в центр корабля, и он переломился. Корма медленно стала погружаться в воду. Третья бомба попала в оторванный нос, и корабль затонул. Раненые, обожженные моряки держались за аварийные брусья, за обломки спасательных шлюпок, плавали в мазуте, а самолеты с бреющего полета расстреливали их из пулеметов.
На выручку ринулось судно «Ташкент». Отбиваясь от «юнкерсов», он пытался спасать гибнущих, а бомбы, предназначенные «Ташкенту», падали в воду и превращали спасавшихся в крошево. Старший краснофлотец киевлянин Александр Пирожков кричал из воды спасателям: «Уходите! Уходите в Севастополь, иначе каша станет еще гуще».
«Ташкент» ушел, уцелевшие моряки все еще держались на воде, подбадривая друг друга. Где-то в дыму Володя звал отца, подплывал к каждому и спрашивал: «Папу не видели?».
Только к концу вторых суток подводная лодка М-118 подобрала троих — командора Ивана Чередниченко, сигнальщика Гавриила Сушко и мичмана Ивана Миронова...
Стонут и стонут бакены над Черным морем. Скорбно рыдают маячные ревуны, словно оплакивают тех, не вернувшихся из походов, из рейсов, с операции. Сколько братских могил рассеяно в море! Сколько под холодным, вечно бурлящим пластом скрыто пассажирских лайнеров и морских работяг — шхун, буксиров, барж, называвшихся «тюлькиным флотом». Больших сухогрузных судов и танкеров, ставших в военное время ополченцами моря! Сколько боевых кораблей израненными, искалеченными легли на дно! «В роковом его просторе много бед погребено...».
А море по-прежнему бушует или нежится в штиле, и по-прежнему принято его считать равниной неизменного уровня. По-прежнему без поправок ведут от него отсчет высоты «над уровнем моря», хотя объем морских могил и захороненных в них жертв, несомненно, поднял море выше.
Морские братские могилы! Здесь не поставить ограды и не посадить тополь, не положить надгробный камень и не разбить цветочную клумбу. На море не растут цветы, не буйствует черемуха, не полыхают факелы сирени. Над морскими могилами только вздыбленные волны проходят в траурном марше да командует ветер — строгий разводящий их караула. Когда же море тихо играет рябью, звенит серебряными всплесками, мне кажется, что слышу я далекий перезвон из глубин. Это перекликаются склянки погибших кораблей.
Над морскими могилами идут могучие современные корабли. Они приспускают флаги, чтят светлую память павших протяжными гудками. На воду падают гвоздики и тюльпаны. На невидимые могилы опускаются венки цветов. На бортах кораблей славой написаны имена погибших капитанов. Нет, не одиноки в морях морские могилы, они ухожены, и почести соблюдены. Бакены поют реквием, вечным огнем разных цветов светят буи. Тихий, вечный свет льют маяки — высокие обелиски над морскими братскими могилами, указывая дорогу всем флагам, дорогу к миру и дружбе народов планеты.
Вечно вам гореть, вечные огни маяков — морских обелисков, светильников мира!
Из книги «Кредо», 1987 г.
Валентина Гайденко