|
|
   |
За долгие годы работы на судах Черноморского пароходства мне не раз приходилось бывать в странах Ближнего Востока: в Сирии, Ливане, Египте, Йемене. И сегодня, когда вижу по телевизору, какая там идет война, как бегут оттуда, прорываясь в Европу, тысячные толпы беженцев, вспоминаю, как мы заходили в сирийсий порт Латакию, ливанский Бейрут, египетскую Александрию или в йеменский Аден. И везде нас, советских моряков, встречали как добрых и надежных друзей.
Да и как могло быть иначе, если в Сирии Советский Союз строил железные дороги и помогал в разработке нефтяных месторождений. В Египте возводил на реке Нил Ассуанскую плотину. В Ливане строил электростанции. А в Йемене соединил глубоководным каналом город Ходейду с побережьем Красного моря, построив там порт.
В этих странах у меня было много интересных встреч. К нам в гости приходили сирийцы, получившие образование в советских вузах. В общении с нами они старались совершенствовать свой русский язык. В Бейруте мы заказывали продукты у обслуживавшего советские суда торговца Мустафы, который разговаривая на ломаном русском, говорил: «Ваш язык — мой кормилец». А в Александрии к нам приходил худой старик с колючей щетиной на впалых щеках, бывший белогвардейский офицер, бежавший осенью 1920 года из Крыма с остатками войск барона Врангеля. После долгих скитаний по Болгарии, Турции, Сербии он осел в Александрии, где работал портовым сторожем. Он приходил к нам поговорить на родном языке и, когда повариха угощала его борщом, ел жадно, торопливо, словно боялся, что тарелку у него отберут. И пока он ел, добрейшая тетя Даша смотрела на бывшего белогвардейского офицера глазами полными слез...
Но самая интересная встреча произошла у меня в Адене. О ней и хочу рассказать. Однажды на теплоходе «Аркадий Гайдар», на котором я работал старшим механиком, во время перехода из Японии на Черное море заболел матрос. Ему нужна была срочная операция, и капитан запросил разрешения зайти в ближайший порт, сдать заболевшего в госпиталь. Ближайшим портом был Аден, и, получив «добро», капитан направил судно туда.
Заход в Аден сложный. Порт окружают высокие скалы, о которые с грохотом разбивается океанский прибой, а при входе в порт можно напороться на подводный риф. Поэтому при заходе в Аден берут лоцмана.
Когда Аден был уже близко и стал виден идущий к нам лоцманский бот, я спустился в машинное отделение. При заходе или выходе из порта стармех должен находиться у пульта управления главным двигателем.
Как только я спустился вниз, звякнул машинный телеграф. Его стрелка остановилась на команде: «Малый вперед». Я начал убавлять обороты главного двигателя, но тут позвонил капитан и попросил меня подняться на мостик. Оставив за себя вахтенного механика, я поспешил наверх, гадая, зачем понадобился капитану. Каково же было мое удивление, когда, поднявшись на мостик, увидел рядом с капитаном своего старого друга Володю Костенко! Одетый в форму арабского лоцмана, он отдавал команды рулевому, ведя «Аркадий Гайдар» по безопасному фарватеру.
С Володей я работал на танкере «Ельня». Он был старшим помощником капитана, я — вторым механиком. Нас сблизила любовь к литературе. Кроме того, меня привлекало в нем обостренное чувство справедливости и смелость поступков. Когда с приходом в Одессу, например, на борт поднимались представители пароходства с проверкой состояния судна, он мог вступить с ними в спор, если видел несправедливость их придирок. К тому же он был добрым и отзывчивым человеком. После «Ельни» Володя стал плавать капитаном, я старшим механиком, и виделись мы редко. И вот — встреча!
Когда в бухте Адена, окруженной высокими горами, мы стали на якорь, и санитарный катер под трепещущим на ветру флагом красного полумесяца увез нашего больного, Володя пригласил капитана и меня к себе. И пока лоцманский бот шел к причалу, он успел рассказать, как попал в Аден.
В те далекие уже времена, когда Советский Союз был могучей державой, советские специалисты работали во многих странах мира. Помимо строителей, геологов, нефтяников, для работы за рубежом приглашались и моряки. Наши капитаны и старшие механики плавали на судах Болгарии, Кубы, Ирака и Ирана, не имевших в достатке своих морских специалистов. А на Суэцком канале, после его национализации и ухода оттуда английских лоцманов, на проводке судов стали работать наши лоцманы. Их, как правило, набирали из опытных капитанов.
Как рассказал Володя, когда он после отпуска ожидал свое судно, на котором плавал капитаном, его вызвал начальник морской инспекции Черноморского пароходства, с которым он вместе заканчивал Одесское высшее мореходное училище, и предложил поехать в Аден лоцманом. Володя согласился. Так он оказался в местах, о которых в детстве читал в сказках «Тысяча и одной ночи».
Жил Володя на красивой вилле с песчаным пляжем, огороженным от океана сеткой от акул. Вилла была построена для английских лоцманов. Долгие годы Йемен был под английским владычеством, и лишь в 1967 году восставший народ этой страны избавился от британских господ. На вилле было восемь комнат с паркетными полами, с широкими византийскими окнами, за которыми ослепительно синела морская гладь. А в столовой, куда привел нас Володя, на столе стояла ваза со свежими цветами.
— Ну, прямо королевские покои у тебя! — сказал наш капитан.
Володя улыбнулся и, ничего не ответив, начал накрывать на стол. И лишь когда под хорошую закуску мы прикончили бутылку «Столичной», и Володя принес из кухни кофейник с крепким ароматным кофе, лишь тогда, усевшись за стол, он сказал:
— А теперь слушайте!
И мы узнали такую историю...
Когда Володя прилетел в Аден и встретивший его в аэропорту чиновник привез на эту виллу, у входа он увидел мальчика лет двенадцати—тринадцати.
— Знакомьтесь, — сказал чиновник, показывая на мальчика. — Зовут его Ахмет. Он знает английский. Он будет убирать комнаты и готовить обед. Я уверен, вы останетесь им довольны.
И, действительно, проснувшись на следующее утро, Володя увидел начищенной до блеска свою обувь, а на стоявшем возле постели стуле лежала наглаженная белая лоцманская форма. В столовой Володю ждал накрытый крахмальной салфеткой завтрак. Когда после завтрака он прошелся по комнатам, то увидел натертые паркетные полы, по которым весело перебегали солнечные зайчики...
Ахмет, гремя кастрюлями, возился на кухне. Когда Володя спросил, как же он успел все это сделать, мальчик только пожал худенькими плечами.
Оставив ему деньги для закупки продуктов и уплатив за месяц вперед, Володя пошел в управление порта знакомиться со сложностями аденского фарватера, по которому ему предстояло заводить и выводить из порта суда. Там же, в управлении, он узнал, что работающий у него мальчик живет с матерью и тремя сестренками. Семья очень бедная, мальчик ее и содержит.
Какое-то время Володя жил на вилле, пользуясь услугами Ахмета. Но потом прилетела из Одессы жена и, узнав, сколько Володя платит Ахмету, заявила, что убирать и готовить будет сама.
— Значит, я должен его уволить? — спросил Володя.
— Да! — ответила жена.
Нрав у нее был крутой, спорить было бесполезно. Пришлось сказать Ахмету, чтобы он больше не приходил на виллу.
— Сэр, чем я вам не угодил? — в отчаянии спрашивал мальчик, размазывая по лицу слезы.
Но что Володя мог ему ответить?!..
С того дня жизнь на вилле круто изменилась. Жена больше бегала по магазинам, чем занималась хозяйством, и Володя, зачастую, возвращаясь с работы, сам готовил себе еду. Комнаты тоже пришли в запустение. Паркетные полы уже не слепили глаза веселыми солнечными зайчиками. На них лежала пыль...
Забыть Ахмета Володя не мог. И однажды он решил навестить мальчика. Жил Ахмет со своей семьей в самом бедном квартале. Отец его был рыбаком, погиб во время сильного шторма. Мать торговала на городском рынке овощами, но зарабатывала мало, к тому же стала болеть, и выживать семье помогали сердобольные соседи.
Появление Володи в лачуге, где все было пропитано безропотной бедностью, произвело в семье переполох. Увидев Володю, мать Ахмета, вскрикнув, вскочила с кровати и, накинув на плечи рваную шаль, попятилась вглубь лачуги. Три сестренки мальчика, испуганно выглянув из разных углов, подбежали к матери и, прижавшись к ней, со страхом смотрели на незваного гостя. И только Ахмет, оторвавшись от лохани, в которой стирал белье, радостно улыбнулся. Он подошел к растерявшемуся Володе и пригласил войти. И тут Володя понял, как соскучился за этим маленьким трудягой. Притянув Ахмета к себе, он обнял его как родного сына.
Вскоре Володя сидел за колченогим столом, на который выложил принесенные подарки: коробку конфет, несколько плиток шоколода и большую бутылку кока-колы. А когда уходил, провожаемый восторженными возгласами всего семейства, дал мальчику деньги и сказал, что, как только уедет жена, позовет его на виллу.
Но через несколько дней с Володей случилась беда. На рейде Адена в ожидании лоцмана остановился греческий пароход. Володя выводил из порта испанский танкер, после чего должен был пересесть на «грека» и завести его в порт. «Грек» был старый, ржавый и, требуя лоцмана, беспрерывно гудел. А когда лоцманский бот подошел к его борту, и Володя стал подниматься по спущенному штормтрапу, тот оборвался, и Володя грохнулся в воду. Все бы ничего, если бы штормтрап не свалился ему на голову. От удара Володя потерял сознание и утонул бы, но его успел вытащить из воды прыгнувший с лоцманского бота матрос.
С сотрясением мозга Володя почти месяц пролежал в больнице. Когда приходил в себя и открывал глаза, на прикроватной тумбочке всегда видел свежие цветы. Он думал, что их приносит жена. Но, как сказала Володе медсестра, цветы приносил какой-то мальчик...
Вскоре после выхода из больницы Володя узнал, что жена его должна улететь в Одессу. И тогда на вилле снова появился Ахмет.
Мы были в гостях у Володи как раз тогда, когда у него снова начал работать его маленький друг. Что было потом, когда из Одессы вернулась Володина жена, я мог только догадываться. Забрав через несколько дней из госпиталя нашего больного, которому удалили аппендицит, мы ушли из Адена. Выводил нас из порта Володя. На прощание мы обнялись. С тех пор я больше его не встречал...
Аркадий Хасин