|
Во Всемирном клубе одесситов встретился с журналистами писатель Андрей Дмитриев — председатель жюри литературной премии им. И. Э. Бабеля.
«Писать рассказ — все равно что драться в лифте, — так обозначил киевский гость проблему литературного конкурса на премию имени Бабеля. — Короткий рассказ — очень трудная форма! Вдобавок, издатели его не жалуют».
Вообще манера изъясняться на публику оказалась у Андрея Дмитриева настолько внятной, точной и афористичной, что журналистская рука невольно сама тянулась «конспектировать». Мы-то, узкий круг одесских пиитов и прозаиков, знакомы с Андреем по «литературному десанту» 2013 года на пароме в Батуми под предводительством главного редактора журнала «Октябрь» Ирины Барметовой. Наш гость принадлежит к кругу авторов этого журнала. Читателям «Вечерней Одессы», полагаю, будет интересно его писательское «досье».
Родился в 1956 году. Википедия утверждает — в Ленинграде, сам же он городом детства называет — Псков. «Я литовец по матери,— рассказал Андрей Дмитриев в одном из интервью. — Судьба Литвы и всех моих родных вошла в мою судьбу. Мой дед по отцу — архангельский мужик, а его жена, которую он, красный кавалерист, увидел с седла своего коня, — еврейская гимназистка».
Окончил сначала филфак МГУ им. М. В. Ломоносова, затем сценарный факультет ВГИК. В 80-х работал редактором, членом коллегии Центральной сценарной студии Госкино СССР. Печататься начал в журнале «Знамя».
Автор романов «Закрытая книга», «Бухта радости». Но звездный, что называется, час принесло Дмитриеву-прозаику написание романа «Крестьянин и тинейджер»: это произведение в 2012 году стало финалистом национальной премии «Большая книга», лауреатом премии «Ясная Поляна» в номинации «Детство, отрочество, юность» и лауреатом литературной премии «Русский Букер», ежегодно присуждаемой за лучший роман на русском языке.
В языке-то сегодня вся загвоздка: язык — и не только русский, — засорен и обеднен удручающе, информационное пространство заполонили малограмотные, но бойкие «акулы пера». Поэтому показательно то, что сказал по поводу присуждения «Русского Букера» председатель его жюри Самуил Лурье: «Роман, который называется хуже всего, самый неудачный, самый нестремительный, самый незавлекательный, в котором не действуют героические личности, обольщающие дам, и так далее, и так далее. Но роман, содержащий наибольшее количество так называемого вещества прозы». Насчет «незавлекательности» — ну, это возможное кокетство вершителя литературной славы: чай, не о Донцовой речь. А сам Андрей Дмитриев в своих интервью высказывает вот такое понимание задач прозаика: «Улавливать дыхание русского языка и русской жизни. Не обижайте русский язык».
На встрече во Всемирном клубе одесситов он прочел нам отрывок из своего произведения, находящегося в работе. Кто как, — я уловила, что Андрей Дмитриев умеет «рисовать картинку». Не зря, видимо, в его биографию вошло кино. Его слово — зримо. Он читает — я вижу.
...Еще с нашей совместной поездки в Батуми мы знаем, что из Москвы в Киев Андрея Дмитриева привел роман... то есть, не книга, а любовь; но главный его роман случился с городом Киевом, в который писатель влюбился беззаветно и живет там уже четыре года, оставаясь гражданином РФ.
Кто-то из публики заметил, что финал романа «Крестьянин и тинейджер» представляется беспросветным. «Что такое безвыходность? — удивился автор. — Я никогда этого не понимал. То, что есть читатель, уже выход. Да, с одним из героев, с «крестьянином» — и какой уж он крестьянин, человек, живущий с огорода, — с ним покончено. Его история окончилась со смертью его любимой жены, потому что он виноват в том, что жена спилась. Его вина — это наша общая российская вина: привычка думать, что все само собой образуется вместо того, чтобы взять ситуацию в свои руки. Южане — активнее. А уж эта наша северная меланхолия, наше безволие, особенно в той маргинальной среде, в которой мы оказались!..».
«Текст — партитура, а исполнитель — читатель», — говорит Андрей Дмитриев о возможных истолкованиях литературного произведения. И настаивает, что именно поэтому требуется полная ясность изложения.
«Я просто живу. Не набираясь опыта. А задним числом что-то использую. Беда в том, что все, что ты поймешь в напряженном процессе писания, с тобой после не останется. Иной раз удивляешься: это — я написал? И как мне удалось?! Но представьте себе Пушкина, который не однажды, а повседневно твердит: ай да Пушкин, ай да сукин сын! Окуджаву однажды спросили, ощущает ли он себя хоть иногда гением. Он ответил: когда такое случается, я отправляюсь мыть посуду, — очень помогает».
«Поумнеть может только умный человек. Не слишком строго относившийся поначалу к своему уму...».
«Впервые, в детстве, я увидел и услышал живого, читающего, писателя, когда к нам в Псков приехал Виктор Конецкий. Он читал публике отрывок, как мальчик стоит в очереди за хлебом в блокадном Ленинграде. И я так заслушался, что из рук у меня выпала кружка с чаем. И я ее, не успевшую пролиться, поймал прямо над полом. Вы этому не поверите, но такое сделать возможно: в состоянии особого напряжения».
...Андрея спросили, конечно, как у него, писателя, складываются отношения с властями РФ. «Пока что не слишком напряженно, — ответил москвич-киевлянин, — но в посольстве советуют «побыть пока здесь». Я не делаю политических заявлений, но... я слишком много наболтал: не скрываю своего отношения к вещам».
Вид на жительство в Украине Андрей «выправлял» полтора года, и это еще было либерально: «как деятелю культуры, который может принести пользу Украине». Андрей Дмитриев состоял в жюри Киевского МКФ «Молодость».
О России же писатель говорит, что она очень разная, регионы разительно отличаются друг от друга. Его родной северо-запад — депрессивен, брошенные малолюдные деревни, в которых ему доводилось живать по полгода. Иное дело — Поволжье: в Чувашии село в 700 человек считается маленьким, есть и с населением в три тысячи. Правда, народ все больше «в отхожих промыслах», в Нижнем Новгороде и других городах.
Недавно Дмитриев написал сценарий для российской телевизионной киномелодрамы в четырех сериях, она уже вышла и называется «Тамарка»: «Мне поступил заказ на тему: добродетель поруганная и торжествующая. Я подумал: ой, как интересно. Это просто жанровый фильм, без затей, — по крайней мере, отдохнете». Насколько явствует из интернет-аннотаций, в основе сюжета — детективная линия.
«Кризис постоянен в мире, — так заключил гость общение с одесситами; к Одессе он присматривается все пристальнее, бывает все чаще, проникается и... хочет сделать героиней еще одного романа. — Это перелом от одного состояния к другому, только и всего. На нашем пространстве произошла, конечно, гиперкатастрофа. Но я надеюсь, что Бог не выдаст — свинья не съест».
Тина Арсеньева. Фото автора