|
Иной заголовок о жизни этой женщины ну никак не складывался.
Знакомство с Надеждой Ильиничной Запорожец состоялось по телефону накануне Дня медицинского работника.
— Я акушерка, — сказала она. — Много деток приняла своими руками, мне есть о чем рассказать.
И тут же начала читать «Гимн материнству» собственного сочинения:
— Мне послано Ее Величеством Судьбой
Младенца с лона принимать,
Услышав первый крик его земной,
Счастливую поздравить мать!
Искренность этих нехитрых стихотворных строчек сомнений не вызывала. Как и то, что их автор — человек неординарный, и привязка рассказа о ней к официальной дате не обязательна! Ведь хорошие медики достойны, чтобы о них вспоминали не только в дни профессиональных праздников. Оказалось, кстати, Надежда Ильинична и не ведает о существовании такого праздника, как Международный день акушерства, который отмечается 5 мая. Но зато она знала безмерное счастье, когда не однажды спасала жизни и матерей, и новорожденных. А два случая врезались ей в память особенно. Хотя произошли они десятки лет назад, она, вспоминая их, волнуется так, как будто это было вчера.
1948 год. Страна еще не залечила кровоточащие раны от потерь миллионов жизней своих граждан, окончательно не пришла в себя от перенесенного голода и разрухи. В такое время, после окончания медицинского училища, и вступила в самостоятельную жизнь девятнадцатилетняя Надя Запорожец, приехавшая учиться в Одессу из села Новоборисовка (станция Веселый Кут) Великомихайловского района.
Направление получила в Цебриковский район (был тогда такой). Райздравотдел направил ее в село Бердиново — по бездорожью 25 км от райцентра. Больница, роддом — абсолютно пустые помещения с тыльной стороны бывшего помещичьего дома. Ставка молодого специалиста — 42 рубля 50 копеек. Куда приказали, туда и отправляйся. Хоть медсестрой, хоть акушеркой.
Затем она в районном роддоме работала. А потом ее умения и знания потребовались в селе Цыбулевка. «Благоустройство» колхозного роддома — две койки, две комнаты.
— В одной из них живу я, — вспоминает Надежда Ильинична. — В шесть утра стучат. Отец привел дочь. Приехала она из Раздельнянского района в гости, шла по кладке — упала. А ей время рожать...
Подробности опустим. Скажем только, что у роженицы случилось атоническое кровотечение. Шестнадцатилетняя санитарка испугана, беспомощна. Выхода нет, и акушерка, почти ее ровесница, отваживается на операцию (без применения скальпеля), которую ее училищный кумир-учитель Михаил Абрамович Телал квалифицировал только как... сугубо врачебную. Все его объяснения вдруг «выстрелили» в ее голове (недаром он по своему предмету ставил Наде пятерки). Как раз вовремя: роженица, потерявшая много крови, еле шепчет: «Я вас уже не вижу».
Надежда справилась. И благополучно родилась девочка. Между прочим, восьмой ребенок в той семье.
— Хлюпнула водой на потерявшую сознание санитарочку, — рассказывает Надежда Ильинична так, вроде это случилось минуту назад, — и бегом в соседнюю комнату: там лежат еще две женщины, только вчера родившие, — надо их успокоить...
Не менее драматичный момент длиной в сутки приключился на целине, куда Надежда, уже мужняя жена (супруг Александр — студент второго курса техникума связи) уехала «по зову партии». «Благоустройство» то же. Жилье — палатка на десять человек. Плюс мороз на улице в –45 градусов. Ночью прибежал отец троих детей. В семье ждут четвертого, но «что-то с женой не в порядке». Не успела Надежда, рассказывает, собрать анамнез (историю заболевания), как поняла, что случилось с женщиной. Диагноз снова «помог установить незабвенный учитель Телал». Нужна срочная операция. А пока — уколы в вену и бегом к рации. Запрос в Целиноград: нужен вертолет. Ответ: «Жгите костры. Чтобы видеть, куда сесть». Лететь вертолету 300 км. А тут — непогода, двухметровые заносы снега.
— Я к директору совхоза: «Что делать?!» Он: «Звоните на станцию Акбасар, там есть мощный трактор С-100 с прицепом»... Прицеп — два бревна с перекладиной, — усмехается воспоминаниям Надежда Ильинична. — Спасибо, приехал молодой, но очень толковый врач. «Кто диагноз ставил?», — спрашивает. «Я», — отвечаю. Еще вопрос: «Если диагноз неправильный, кто будет отвечать?»... Операцию, которую «нужно было делать... 12 часов назад», чтобы не было перитонита, делали тут же, в зерносовхозе «Ярославский», в деревянном домике, что служил роддомом. Справились под утро. Через два часа я осталась одна, с тяжелейшей больной.
В правильности диагноза приезжий доктор убедился, но... «Имейте в виду, судьба и жизнь женщины теперь зависит от вас», — услышала на прощанье акушерка Надя. А состояние роженицы таково, что Надежда восемь суток от нее не отходила, сама больная только воду с трудом пила. Чуть легче стало — свалилась в обмороке, отливали водой. Через две недели женщина ушла домой своими ногами.
— Я словно вновь родилась! — не сдерживает радости и сегодня Надежда Ильинична. — Уже в который раз и теперь говорю спасибо Михаилу Абрамовичу Телалу. Безмерно жаль, что очень рано ушел он из жизни. Надеюсь, живут где-то, возможно, в Одессе, его родственники. Может, прочитают о нем в «Вечерке» и откликнутся. Я была бы очень рада. Михаилу Абрамовичу я тоже посвятила стихи: «Ушел в другое измеренье незабвенный наш Телал...».
Двух коротких встреч с Надеждой Ильиничной маловато. Она не успела рассказать и сотой доли о пережитом. Например, о том, как ее саму, в целинный период работы истощенную во всех смыслах, выхаживали по больницам, как далеко от дома, в Целинограде, куда отправил ее с сопровождающим на обследование директор совхоза, врач железнодорожной больницы вдруг спросил: «А название Веселый Кут вам ничего не говорит? А фамилия Андрунь?... Ну да, тетя Груня моя мама, она сейчас у меня». Они, оказалось, земляки, с тетей Груней знают друг друга. То-то встреча была!
Двадцать лет, страничка за страничкой, пишет Надежда Ильинична книгу жизни — «На волнах моей памяти». О детстве, о молодости, о том, как была комсомольским вожаком, возглавляла народный контроль, занималась художественной самодеятельностью, о семье, о роддоме № 3 на Разумовской, которого уже нет. О том, как постоянно приходилось еще и подрабатывать, ездить за мужем, потому что его, как очень знающего связиста, «бросали на прорыв»... Хорошей, крепкой парой они были, состояли в клубе «Золотая супружеская пара». Очень сожалеет Надежда Ильинична, что почему-то работа его сошла на нет. Как память остались только фото в альбоме.
Альбомов о разных этапах жизни семьи — целых семнадцать. А еще самодельный сборник — «Родники живого слова (Афоризмы мамы)». Вы только вчитайтесь в его предисловие — в оригинале: «Фразеологiзми я успадкувала вiд своєї матерi — Запорожець Полiни Климiвни, а мати — вiд свого татуся, донського козака Мiщенка Клима Григоровича, лише дещо я запам’ятала. Передаю на добру i мудру згадку своїм дiтям, онукам i правнукам».
Об укладе своей жизни Надежда Ильинична говорит коротко: «Не сижу ни минуты». А когда ей сидеть? Под бормотанье старенького телевизора стирает. Вручную. Там, глядишь, надо испечь пирог — порадовать внуков-правнуков вкусненьким. Цветы требуют ухода, друзья, знакомые — внимания (каждый день даже из других городов звонят). Нахлынет вдохновение — слагает строки стихов. А еще у нее много времени уходит на забавные поделки, она их раздаривает как талисманы-обереги — на счастье. Обращаю внимание, что это, как правило, задорные ... петушки.
— Любимый персонаж, — улыбается мастерица. — Потому что петух очень красочный. Какой хвост! Какие крылья!
О птицах у нее тоже есть трогательный рассказ. Еще когда работала она в Цебриковском районе (радиус обслуживания — 40 км, пять сел и полученное наставление: «хотите выжить — налаживайте отношения с председателями колхозов»), пошла как-то зимой подругу в дальнем селе проведать. Услышала странный шум над головой. Коршун преследовал маленькую пичужку, та — к человеку. Говорят, отчаявшиеся животные всегда так поступают. А может, почуяла птичка добрую душу? Присела Надя, распахнула пальто — и птичка нырнула под полы. Потом она согрела ее в руках и выпустила.
— Надежда Ильинична, вы как акушерка столько младенцев приняли. Наверное, мамочки называли своих дочек и вашим именем?
— Ну да. Не одна, может, Надийка живет на свете. Так мое имя звучало в среде переселенцев. Был такой период в двадцатые — тридцатые годы: из земель, отошедших к Польше, Венгрии, переселяли к нам украинцев. В грузовых составах перевозили. Ой, какие они были замученные...А тогда зашла еще и такая напасть, как туляремия, малярия. Правда, и прививочного материала, вакцины было в изобилии. Только однажды мне с моим именем «не повезло», — улыбнулась Надежда Ильинична. — В то время не было аппаратуры, чтобы еще до рождения пол малютки определять. Вот спасенная мной мамочка и пообещала: «Родится девочка — назову Надей». Прошли годы. Случайно встретились с ней на вокзале. Она узнала меня. Оказалось, мальчика родила. Офицер, женат. Как же мне и тут не радоваться?
Внуков у Надежды Ильиничны пятеро, правнуков трое, самому младшему — два годика. Пришло время рассказать и о двух ее сыновьях. До последнего момента я не знала, что оба они, Анатолий и Сергей, непосредственно причастны к службе спасателей-пожарных. Оба офицеры, участники ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, инвалиды второй группы; не знала, что на здоровье их детей тоже сказалась чернобыльская трагедия, что старший из сыновей — тот самый Анатолий Александрович Болдескул, который 30 лет возглавляет общественную организацию «Союз Чернобыль» Украины», имеет много наград, в их числе два ордена Славы. О сыновьях рассказать бы потом, отдельно...
Кратко. До Чернобыля Анатолий служил в Северном флоте. На атомной подводной лодке. Имеет немало благодарностей, его фамилия навечно занесена в Книгу почета подлодки. Его ежегодно приглашают в одну из стран, где проходит международный конгресс подводников-атомщиков.
— Когда ему пришла повестка в армию, — признается Надежда Ильинична, — я, грешным делом, заикнулась, мол, не мешало бы использовать какие-то связи. Но и муж, и сын пристыдили меня: «Служба — школа. Воспитание. Физическая закалка». То же внушение было мне, когда пришло время Сергея. Он служил в понтонных войсках.
«Школа» добрую службу сослужила обоим. Так, Анатолий, будучи в Чернобыле, хорошо понимал, что такое «невидимый враг — радиация». И по сегодня не может забыть (и простить), что на борьбу с ней направляли людей совершенно несведущих, поспешно — кто в чем был. Когда Анатолий и Сергей уезжали в это пекло, у матери, естественно, разрывалось сердце. Но услышала: «Если не я — пойдет кто-то другой, и другая мама, как ты, будет плакать». Такие у нее сыновья. Таким был и их отец Александр Иванович Болдескул.
Не знаю, есть ли в том ее сборнике, что вмещает 1626 афоризмов на украинском и русском языках, еще и этот: «Яке корiння — таке й насiння», но точнее об этой семье не скажешь.
Мария Стерненко