|
|
   |
Ровно десять лет назад мне удалось приехать в Нью-Йорк, чтобы поздравить Эдуарда Лучина с 60-летием и вручить ему от имени «Вечерней Одессы» награду лауреата редакционного конкурса «Люди дела». Накануне праздника, помнится, сидели мы в одном из ресторанчиков Брайтона, населенного, в основном, бывшими одесситами, и он меня убеждал: «Вот увидишь, Путин на Крыме не остановится. Помнишь Олимпиаду 1980 года, которую с помпой провел Советский Союз? Что стало с СССР через десять лет? Помяни мое слово: через десять лет после зимних Игр в Сочи такая же судьба ожидает путинскую Россию». Первая часть прогноза моего старинного друга, к сожалению, сбылась. Страстно надеюсь, что сбудется и второе его пророчество.
ПРОГУЛКА В ЕГО КОМПАНИИ по Брайтон-бич авеню быстро превращается в нешуточное испытание не только из-за постоянно громыхающего «сабвэя» (метро, маршрут которого в этом районе Бруклина проложен над проезжей частью), но и ввиду неизбежных остановок через каждые 10—20 метров. «Это — великолепный доктор», — знакомит он попутчиков с очередным приятелем. Следующими запросто могут оказаться «исключительно талантливый поэт», «знаменитый на весь мир актер», «потрясающая певица», «самый модный телеведущий» или обыкновенный олимпийский чемпион. Сколько раз я слышал от него: «Для меня главное в жизни — общение с людьми, а не деньги. У меня много друзей, и поэтому я — счастливый человек. Тем более, что среди моих знакомых немало личностей поистине легендарных». Полностью подтверждаю искренность слов друга. С одной, правда, поправкой: сам Эдуард Лучин уже тоже стал легендой.
ОТСЛУЖИВ В АРМИИ, он устроился на завод, обслуживал станки с ЧПУ. А после смены при каждой возможности спешил на стадион — сам играл, организовывал любительские турниры. И в один прекрасный день к нему подошел Игорь Емельянович Яковенко, председатель облсовета ДСО «Водник». Спросил: «Хочешь работать у нас?». Так он стал инструктором учебно-спортивного отдела. А вскоре уже сам Анатолий Федорович Зубрицкий, знаменитый одесский футболист и тренер предложил перейти в школу, которую он возглавил.
— Сразу согласился? — спросил я Эдика, заранее зная ответ.
— Да ты что! Да для меня это... Но в том-то и дело, что школы как таковой тогда не существовало. Функционировала группа подготовки при команде мастеров. Вот и пришлось нам с Зубрицким готовить соответствующие документы. И когда пришел приказ Спорткомитета СССР о создании специализированной детско-юношеской школы олимпийского резерва по футболу, это был наш общий праздник. Но существовал один аспект — финансовый. На заводе я получал 150—160 рублей в месяц, а в школе — 80. Понимая это, Анатолий Федорович посоветовал: «Эдуард Петрович, наберите группу ребят 1970 года рождения. У нас этот год «провисает», и вам материальная поддержка». К тому времени я уже поступил учиться в Ивано-Франковский техникум физкультуры и имел право заниматься с детьми.
ЖИЗНЬ ЗАБЛИСТАЛА новыми красками. Ничто не предвещало беды. Но 18 января 1977 года в «Комсомольской правде» появилась заметка, в которой, в частности, говорилось: «В один из ноябрьских вечеров из Одессы в Душанбе срочно прилетело доверенное лицо от «дядьки Черномора», старшего тренера одесской футбольной команды А. Алескерова. Доверенное лицо, назвавшееся просто Эдиком, за несколько часов технично обработало «звезду» из «Памира» и переправило его самолетом в Одессу». А еще через несколько дней свой вердикт «устами» известного спортивно-партийного журналиста Льва Лебедева вынесла главная газета страны «Правда»: «Такие Эдики нам не нужны». Что же произошло? Слово — главному, как говорят, фигуранту.
— Вызывает меня как-то главный тренер «Черноморца» Ахмет Лятифович Алескеров и говорит: «Нужно привезти одного футболиста, но за ним все гоняются — «Спартак», московское «Динамо», киевское. Все хотят». — «Если все хотят, — отвечаю, — то мы тут при чем? Кто мы и кто они?» — «Вот поэтому ты в Душанбе и поедешь».
Речь шла о полузащитнике «Памира» Эдгаре Гессе. Короче говоря, лечу я в Душанбе и провожу рекогносцировку. Там как раз проходил турнир, посвященный 50-летию Таджиксовпрофа. На поле Гесса не заметить было нельзя, но как к нему подойти? Узнал у другой таджикской «звезды» Гулямхайдарова адрес Эдгара и пришел к нему домой. А там такая картина: сидят люди на полу перед телевизором.
— Так они ведь немцы, а не таджики!
— Национальность здесь ни при чем. Квартиру он только получил, а мебелью еще не успел обзавестись. Долго сопротивлялся, но уговорил я его таки. Эдгар у нас даже тренировался какое-то время. В Одессе ажиотаж — только и слышишь: «Гесс! Гесс!». Я же о своей роли скромно молчал, но вскоре грянула катастрофа.
Во дворе у нас жил один болельщик сумасшедший. Все он обо всех знал. И как-то январским днем (я тогда, помнится, приболел) залетает он ко мне с вопросом: «Эдик, это правда, что ты украл Гесса?» — «Ты что, — возмущаюсь, — я ничего никогда не крал!» — «Ну как же так, зачем ты так говоришь? Вот газета, тут все подробно описано». Беру газету и понимаю: это конец. Кто-то из своих сдал, потому что о поездке знали считанные люди. Думаю, таким образом хотели убрать Алескерова. Вскоре в Одессу пожаловала комиссия Генеральной прокуратуры СССР. Допрашивали всех причастных, меня — в первую очередь. Захожу в кабинет, за столом сидит женщина в форме. А я начитался всякой самиздатовской литературы, озираюсь по сторонам, жду, когда выйдут мордовороты и начнут выбивать показания. Думаю: «Неужели пойду по стопам папы и мамы? За что?». Мама моя двенадцать лет в сталинских лагерях провела, а папа там умер. Страхи, к счастью, оказались напрасными. Все прошло спокойно. В основном, спрашивали о деньгах. Но по командировке я отчитался копейка в копейку, а относительно других, которые якобы передал Гессу, говорил, что ничего про это не знаю.
Когда шел на допрос, Яковенко сказал, что со стадиона никто не уйдет, будут меня ждать. Возвращаюсь, весь кворум на месте, сразу: «Что? Как?». А я им: «Что, что? Я всю правду сказал». Ты бы видел эти лица! Это была сцена из гоголевского «Ревизора»! Я не выдержал, рассмеялся. Всех отпустило, раздалась команда: «Наливай!». И понеслось.
УПОМИНАНИЕ В ПОДОБНОМ КОНТЕКСТЕ в «Комсомолке» и «Правде» равнялось приговору. Но пронесло. Он продолжал трудиться в школе «Черноморца» и был вознагражден. Не каждому детскому тренеру удается отыскать настоящий футбольный бриллиант. У Лучина таковых оказалось два.
— После предложения Зубрицкого, — с удовольствием делился воспоминаниями Эдуард, — я начал собирать группу: ходил по «диким» площадкам, по школам, по квартирам. Как-то в 39-й школе обратил внимание на одного парнишку. Он явно выделялся среди сверстников оригинальной обводкой и футбольным мышлением. Это был Илюша Цымбаларь. У меня он не тренировался, так как был 1969 года рождения. Но заметил его и привел за руку в школу я.
— Одного этого, на мой взгляд, было бы достаточно, чтобы войти в историю «Черноморца», но, как известно, среди твоих учеников был парнишка не менее талантливый.
— Юра Никифоров из футбольной семьи. Дядя — Юрий Заболотный, многолетний капитан «Черноморца». Отец тоже играл за «моряков», травма заставила его прервать карьеру игрока. Брат Саша уже занимался у нас в школе. А с Юрой вот какая история вышла. У меня в группе он начал заниматься в восьмилетнем возрасте. Талант его сомнений не вызывал, но уж очень стеснительным парень оказался. Вдруг перестал появляться на тренировках. Я его притащил, выстроил команду и произнес речь: «Мы — моряки, мы — корабль. Но корабль без капитана в рейс выйти не может. Так что капитаном назначаю Никифорова». Подействовало на время. Потом снова на тренировки ходить перестал. Тренировались мы в Отраде, гляжу, а он сверху, со склона, за нами наблюдает. Кричу ему: «Иди к нам». Убежал. Тогда я пришел к нему домой и оставил записку: «Юрочка, ты ведь капитан. Как же мы без тебя? Ждем тебя на тренировке». На следующий день он пришел первым. И больше ни одного занятия не пропустил. А потом уже пришло признание — чемпион мира среди юношей, выступления за ведущие зарубежные клубы, участие в еврокубках и чемпионатах мира и Европы.
ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ, что из «Черноморца» Лучину пришлось уйти. Преподавал на кафедре спортивных игр в Южноукраинском педагогическом институте, там же возглавлял спортклуб (футбольная команда педина при нем побеждала в городском первенстве). Трудился в областном спорткомитете. Помню, после интервью с ним о состоянии массового футбола в Одессе (всегда рубил правду-матку, невзирая на лица и обстоятельства) у меня даже были небольшие неприятности. Но связи с любимой командой Эдуард никогда не прерывал.
И однажды в его всегда забитый людьми кабинет в облспорткомитете в разгар рабочего дня буквально ворвался Юрий Заболотный и в свойственной ему манере заявил: «Выгони всех!» — «Да вы что, Юрий Леонидович, разве так можно?» — пытался возражать Лучин. — «Говорю тебе, выгони. У тебя ручка-бумага есть?» — «Ну, есть». — «Пиши заявление о переводе в футбольный клуб «Черноморец». (Тогда как раз создавались первые в стране профессиональные клубы — ред.) — «Я с радостью, но кто ж меня отпустит?» — «Это не твоя забота». Так состоялось его второе пришествие в «Черноморец».
СНОВА ПОКИНУТЬ КЛУБ его заставила болезнь мамы.
— Мама для меня — всё. Когда она родила меня в Карагандинском лагере, то подружки уговаривали отказаться от меня, мол, молодая, еще родишь, а так пропадете оба. Но она их не послушала. Свою пайку отдавала другой женщине, которая поила меня молоком, чтобы не умер. Чем сама жила, не представляю. И когда врач мне сказал: «Мама ваша очень больна. Сердце. Если не сделаете операцию, она долго не протянет», — я на следующий день начал собирать документы... Вот так мы уехали в Америку. Ей здесь сделали две операции, и она прожила еще девять лет. Так что совесть моя чиста.
ЭМИГРАЦИЯ — НЕ ТУРПОЕЗДКА. Нужно было выживать. Перебивался разной работой, учил язык. Когда в 1994-м в США проводился чемпионат мира по футболу, однажды набрался наглости и позвонил на русское телевидение. «Слушайте, ребята, — сказал им, — давайте будем вести репортажи с матчей на русском языке». Ехать на собеседование пришлось в другой штат — автобусами, метро. На студии сказали: «Мы дадим вам кассету с записью матча, а вы его прокомментируйте. Потом наш эксперт решит, подходите вы нам или нет». А экспертом оказался Евгений Рубин! Знаменитый советский в прошлом журналист, печатавшийся в самых престижных изданиях — «Советском спорте», журнале «Юность», коллега Сергея Довлатова на радио «Свобода».
— Как же удалось сдать экзамен на американском ТВ?
— Повезло. Тогда бразильская сборная, готовясь к чемпионату, проводила ряд товарищеских матчей, в том числе и с Канадой. И я накануне, щелкая каналами, как раз попал на их игру. Именно запись этого матча мне предложили прокомментировать. Так что я чисто случайно оказался в теме. В результате меня взяли, и мы с Рубиным откомментировали три поединка группового турнира. По окончании мундиаля мне предложили работу на телевидении и радио. Издавал я и спортивные газеты.
В Америке он встретил много спортсменов из бывшего СССР, с кем-то был знаком раньше, с кем-то здесь познакомился. И возникла идея: «Надо бы их объединить». В результате возникла Ассоциация ветеранов спорта, которую Эдвард основал и возглавил.
ВОТ И ПОЛУЧИЛОСЬ, что, несмотря на всевозможные жизненные перипетии, из «Черноморца» он, по сути, так и не ушел. Создал в Нью-Йорке футбольную школу, которой присвоил имя родного клуба, устраивал благотворительные матчи, посвященные памяти одесских футболистов и конкретно Ильи Цымбаларя, устроил телемост в честь безвременно ушедшего из жизни Виктора Прокопенко, проводил олимпийские балы, на которые приглашал одесских спортсменов. И, наконец, в содружестве с еще одним лауреатом конкурса «Люди дела» Сергеем Мартыновым издал уникальную энциклопедию одесского «Черноморца». Несмотря на расстояние в тысячи километров, он умудряется и в Одессе устраивать встречи ветеранов спорта. Это о нем кто-то однажды сказал: «Ему надо было приехать из Америки, чтобы собрать вместе футболистов разных поколений». А еще он, благодаря «Вечерней Одессе», всегда в курсе всех городских новостей, постоянно на связи с редакционным коллективом. И одна из самых дорогих реликвий в его домашнем музее — почетный знак «Вечерка» — моя газета».
Анатолий Мазуренко