|
|
   |
Юбилей Одесской киностудии я не могу воспринимать только как некое событие в культурной истории нашего города. Так уж случилось, что и в моей личной истории наша киностудия сыграла, будет вполне справедливо сказать, решающую роль. Во-первых, с ней связано первое в моей жизни жестокое разочарование. А потом, через 10 лет, с ней оказалась связана и первая серьезная победа…
Летом 1960 года я, шестилетний, шел с мамой с «Нового рынка» по Садовой к нам на Дерибасовскую, где мы тогда жили, неся в авоське свою малую долю закупок. Как вдруг рядом с нами останавливается машина, из нее выходит симпатичный дядя и обращается одновременно к маме и ко мне с волшебно звучащим вопросом: «Мальчик, ты не хотел бы сняться в кино?». Дядя предъявил маме удостоверение режиссера киностудии «Молдова-фильм» Михаила Калика и объяснил, что для нового фильма под названием «Человек идет за солнцем», который будут снимать на базе Одесской киностудии, ищут талантливого мальчика на главную роль, и я вполне могу подойти. Любому понятно, что ни одна одесская мама не сомневается в талантах своего сына, вот и моя, конечно же, не возражала против того, чтобы я сыграл главную роль в кино. Нас с нашими авоськами любезно подвезли домой. А на следующий день мы поехали на киностудию, где меня гримировали, фотографировали, делали кинопробу: я, согласно сценарию, узнав, что сапожник, который мне чинил порвавшуюся сандалию, потерял свои ноги на войне, проникновенно произносил: «Дядя, а я больше никогда не буду играть в войну!». Потом нас отвезли домой, и я тут же стал главной знаменитостью своего двора на Дерибасовской, 17. Я озабоченно спрашивал, не потек ли у меня грим, а мои дворовые друзья и подруги, не скрывая зависти, все же говорили, что все в порядке. Но день следующий стал самым длинным и самым горьким за всю мою тогдашнюю шестилетнюю жизнь. Телефона у нас, естественно, не было, и сообщить о том, что именно меня выбрали в качестве исполнителя главной роли, должен был сам режиссер, приехав к нам домой. Целый день я ждал, ждал и ждал, а мои дворовые друзья уже похихикивали: «Что-то не едет твой режиссер!». День постепенно клонился к вечеру, но я продолжал надеяться, и только первые звезды на летнем небе окончательно похоронили все мои надежды...
Потом я узнал, что предпочтение отдали другому юному одесситу — Нике Кримнусу, для которого эта роль стала, кажется, единственной, поскольку больше его имя нигде не звучало. А для Михаила Калика, если судить по цитате в Википедии, этот фильм оказался этапным и важным: «Мне кажется, в этой картине я нашёл свой язык, который в дальнейшем, в фильме «До свидания, мальчики!», старался усовершенствовать, — поэтический язык кино. Тогда целая группа была, которую за рубежом назвали «русской новой волной»: моя картина «Человек идёт за солнцем», «Иваново детство» Тарковского, гениальная картина Параджанова «Тени забытых предков». После эмиграции Михаила Калика в ноябре 1971 года в Израиль фильм «Человек идёт за солнцем» был изъят из проката.
А в это же самое время у меня успешно набирал обороты новый роман с Одесской киностудией: я был утвержден на одну из главных ролей в фильме Киры Муратовой под рабочим названием «Быть мужчиной». Все снова началось с волшебной фразы «Мальчики, а вы не хотите сняться в кино?». Только теперь я был уже пятнадцатилетним девятиклассником, и меня с несколькими одноклассниками выдернула с урока химии ассистент режиссера Вера Кинша. Занимаясь поиском претендентов на роль, она и произнесла ту самую волшебную фразу. Потом было знакомство с режиссером Кирой Георгиевной Муратовой, которую я сразу узнал: в своем фильме «Короткие встречи» она сыграла одну из главных ролей в партнерстве с самим Владимиром Высоцким, который уже тогда был для меня кумиром.
Как-то принято сейчас считать, что Киру Муратову стали гнобить едва ли не с первого ее фильма. Но это не так. «Короткие встречи», например, имели успешную историю. Фильм вышел на экраны в 1967 году, и до моего знакомства с Кирой Георгиевной в 1970-м я несколько раз видел его по телевизору. Даже где-то встречал упоминание, что «Короткие встречи» получили премию Одесского обкома комсомола «за освещение проблем молодого поколения»: лента вышла в прокат в год 50-летия Великого Октября (так называли октябрьский переворот 1917 года), а тогда принято было все привязывать «к знаменательным датам».
…Я до сих пор хорошо помню мою первую встречу с режиссером Муратовой. Мы, претенденты на роль, по очереди заходили к ней в кабинет, и она просила прочитать отрывок из сценария. Когда, наконец, вошел я, она сидела за столом, опустив голову, и смотрела в какие-то бумаги. Не поднимая головы, попросила и меня прочитать отрывок. И вот тут в моей жизни настал момент, который можно считать судьбоносным, и которым я по праву могу гордиться. Входившие до меня претенденты просто бубнили предлагаемый им текст, вероятно, полагая, что проверяют их умение читать. Я же начал, как это понимал тогда, играть этот текст, пытаясь что-то передать своим голосом. Кира Георгиевна подняла голову и внимательно посмотрела на меня... Потом, конечно, был еще долгий период фото- и кинопроб, споров худсовета и режиссера, и, наконец-то, осенью 1970 года Муратова добилась утверждения меня на главную роль. И я, хоть и не последняя личность в своем классе, но все же вполне заурядный подросток, начал превращаться в известную личность, причем не только в масштабах школы и родного двора. После того, как во всесоюзном журнале «Советский экран» была опубликована заметка с моей фотографией о том, что на Одесской киностудии приступили к съемкам фильма «Быть мужчиной», где главную роль играет десятиклассник одесской школы № 117 Олег Владимирский, я начал получать письма от школьниц со всего Советского Союза. Сами понимаете, что тогда происходило с моим самомнением.
Кто хоть немного знаком с историей нашей киностудии и творчеством Киры Муратовой, тот знает, что у фильма, в котором я снимался и который потом получил название «Долгие проводы», оказалась сложная судьба. Его то закрывали, то снова разрешали снимать. Критические статьи начали появляться еще тогда, когда шли съемки, что вообще было весьма странно. А у всех, кто видел фильм, возникал закономерный вопрос: что крамольного можно было усмотреть в банальной истории сложных взаимоотношений подростка и мамы?
Особый киноязык, который начала вырабатывать Кира Муратова в этом фильме, не был таким уж революционным, и уж точно в ее кино не было никаких признаков антисоветчины. У меня есть своя версия того, почему и фильм, и режиссер попали в опалу, и причины этого никоим образом не связаны с содержанием режиссерской работы. Более того, я абсолютно уверен, что если бы Кира Георгиевна снимала самый банальный по форме фильм про революционеров-подпольщиков или производственную драму, где главный герой был бы более всего заинтересован в перевыполнении плана, все равно и ей, и фильму была бы уготована тяжкая судьба.
Интрига, как ни странно, крылась в большой политике. Владимир Щербицкий, в 60-е — председатель Совета министров Украинской ССР, решил посягнуть на место первого секретаря ЦК компартии Украины, которое тогда занимал Петр Шелест. Последний в начале 70-х широко прославился своей книгой «Україна наша радянська», название которой, если его произнести как аббревиатуру, звучит (о ужас!) как УНР (Украинская Народная Республика, первое независимое украинское государство, возникшее в ноябре 1917 года). Понятно, что самому Шелесту в страшном сне такая аналогия не приснилась бы, но его недруги не спали. Рассказывают, что когда Шелеста сняли с высокого поста и, естественно, стали изымать из продажи и библиотек его книжку, то ее старались достать за любые деньги, чтобы узнать, в чем, собственно, крамола. Никакой крамолы, конечно, в книжке не было. Как и в фильме «Долгие проводы». Удар по Петру Шелесту нанесли за упущения в идеологической работе, в частности — в Союзе кинематографистов Украины, в котором состояла и Кира Георгиевна, которая сама по себе была идеальным примером этого самого «упущения в идеологической работе».
Во-первых, еврейка по матери, что в конце 60-х — начале 70-х уже само по себе не красило работника культуры. Во-вторых, гражданка Румынии с постоянным местом проживания в СССР. Родители Киры были активными деятелями румынской компартии и Коминтерна. Отец во время Второй мировой войны вел подпольную работу на территории Украины, оккупированной румынскими войсками, и был расстрелян. (Кира по отцу — Короткова, Муратова — фамилия первого мужа, тоже кинорежиссера). Мать после прихода к власти в Румынии коммунистов занимала высокие посты в министерстве здравоохранения. Чтобы иметь возможность беспрепятственно ездить к своей матери, Кира Георгиевна сохраняла гражданство Румынии. К сожалению для нее, тогдашний руководитель страны, «гений Карпат» Чаушеску начал с середины 60-х вести весьма независимую от СССР политику: продолжал дружить с Китаем, с которым СССР дошел до вооруженных конфликтов, не разорвал дипотношения с Израилем после шестидневной войны 1967 года. Поэтому отношения СССР и Румынии в тот период были весьма холодными. Кира Муратова — мало того, что еврейка, так еще и румынка, — оказалась более чем удобным объектом для всяческой критики, а уж к чему конкретно придраться, всегда можно было найти!
Обо всем этом я, как и все, конечно же, не знал и не догадывался. Да и главным было для меня другое. Тогда, в 16 лет, я соприкоснулся с настоящим искусством, погрузился в процесс реального творчества и получил от этого такой заряд, которого мне хватает до сих пор. То, что я стал фотокорреспондентом, который относится к своей работе не столько как к средству зарабатывания на жизнь, сколько как способу проявить себя, свои художественные способности, — все это стало следствием пусть не слишком долгого, но весьма важного для меня кинематографического периода. И я не сомневаюсь, что Одесская киностудия еще долгие годы будет местом, где можно, как принято говорить, получить путевку в творческую жизнь.
Олег Владимирский