|
|
   |
В огромном потоке автомобилей, которые мчатся сегодня по улицам Одессы, редко можно увидеть старенькую «японку» с правым рулем и вынесенными на капот зеркалами заднего вида. Но лет двадцать назад такие «японки»: «тойоты», «мазды», «ниссаны», «сузуки» — наравне с отечественными «жигулями» были у одесситов основным видом транспорта.
Начатая Горбачевым «перестройка» дала советским людям много свобод. Морякам, например, разрешили брать в заграничные рейсы жен, о чем в прежние времена нельзя было даже подумать. А главное — разрешили беспошлинно ввозить в Советский Союз купленные за границей автомобили.
На новые модели денег у моряков не хватало. Привозили старые, подержанные, которые покупали в Германии, Бельгии, Голландии и в других европейских странах. Но основной поток таких автомобилей шел из Японии. Суда Черноморского пароходства регулярно ходили в эту страну, доставляя туда хлопок и марганцевую руду. А оттуда привозили в СССР текстиль, строительную технику, трубы... В Японии подержанные автомобили стоили очень дешево: 200—300 долларов. Купить их мог любой матрос. И, несмотря на возраст, все японские автомашины были в хорошем состоянии.
Пароходство в те годы охватила настоящая «автомобильная лихорадка». Когда какое-нибудь судно шло на Японию в состав экипажа включались дублеры: работники отдела кадров, диспетчеры, инженеры различных служб и даже пожарные инспекторы. А когда судно возвращалось в Одессу или в Ильичевск, японские автомобили стояли на крышках трюмов, на шлюпочной палубе, на баке и на корме.
Мне тогда с Японией не везло. «Аркадий Гайдар», на котором я работал стармехом, стоял на индийской линии. Мы возили в Индию оборудование для строящегося там металлургического комбината, а в обратный рейс брали в индийских портах джут или чай. Но однажды и для нас настал «момент истины», как назвал этот день капитан, Виктор Алексеевич Бовжученко. Не знаю, какие пороги начальственных кабинетов он обивал, но после выгрузки в Ильичевске индийского чая к нашему борту стали подвозить хлопок. А это означало — в Японию!
Пока шла погрузка, стали прибывать к нам дублеры. Дублера капитана поселили в лоцманской каюте, дублеров старпома и стармеха — в лазарете, а дублеров механиков — в судовой библиотеке, где они спали на надувных матрацах.
В день отхода в моей каюте появилась полная, модно одетая дама. Извинившись, что отрывает меня от дел, она сказала, что ее сын назначен к нам мотористом. Назвав его фамилию, она стала просить, чтобы ее мальчика никто не обижал. Она, дескать, слышала, что моряки любят издеваться над новичками. Я успокоил ее, сказав, что у нас хороший экипаж, и ее сына никто обижать не станет. Уходя, она протянула мне бумажку с номером телефона:
— Пусть мне позвонит ваша жена. Я заведую продуктовым магазином и обеспечу ее любым дефицитом!
Продовольственные магазины были тогда пусты. За любым продуктом, который, как говорили в Одессе, «выбрасывали в продажу», приходилось выстаивать в длинных очередях. Но не знаю, почему, я не принял предложение этой дамы и, отведя ее руку, повторил: «Не беспокойтесь, никто вашего сына обижать не будет».
Сын ее оказался ленивым и недисциплинированным парнем. На вахту опаздывал, без спроса мог уйти из машинного отделения и, усевшись с сигаретой на корме, подолгу наблюдать за полетом чаек, забывая, что нужно вернуться в машинное отделение и достоять вахту. Я несколько раз вызывал его, объясняя, что в море так себя не ведут. Но, слушая мои наставления, он смотрел на меня такими насмешливыми глазами, что я понимал: перевоспитывать этого избалованного «мальчика» бесполезно. Выход был один: терпеть его до конца рейса, а там — вернуть маме...
По выходу из Одессы мы знали: идем в несколько японских портов — Иокогаму, Кобе и Осаку. Но на подходе к Японии радист принес капитану радиограмму от грузополучателя: «Хлопок выгружать на Окинаве, в порту Наха».
И тут заволновались наши дублеры. Все знали: на Окинаве американцы устроили военно-морскую базу, став фактически хозяевами острова. А коль так, то нас на берег могут и не пустить. И действительно, подходя к Нахе, мы увидели стоящий на рейде американский авианосец. На его огромной палубе серебрились на солнце десятки самолетов. За авианосцем виднелось еще несколько военных кораблей.
Но волнения дублеров оказались напрасными. Как только закончилась швартовка, и матросы спустили трап, на причале остановилась небольшая «тойота». Из нее вышел представитель японских властей. Побыв недолго у капитана, оформив наш приход, он уехал. Выход на берег был свободен!
Уже к вечеру того дня на причале возле «Аркадия Гайдара» стояло несколько подержанных «тойот» и микроавтобус фирмы «Сузуки». Возле машин суетились их счастливые владельцы, наши дублеры.
Я не торопился с покупкой машины. Капитан сказал мне, что выгрузка продлится дней десять, и посоветовал: «Город большой, нужно походить по местам, куда японцы пригоняют на продажу свои подержанные машины, присмотреться, прицениться...».
В Японии я бывал и до «автомобильной лихорадки». И знал: Наха мало чем отличается от других японских городов. На окраинах — небольшие домишки, которые украшают миниатюрными палисадниками. В деловых кварталах — высокие здания. В центре — длинные торговые ряды. А стоит только выйти за ворота порта, как на каждом шагу попадаются небольшие ресторанчики, в витринах этих ресторанчиков выставлены муляжи блюд — такие аппетитные, что сразу хочется есть!
Походив по городу, я увидел стоянку подержанных авто. Среди машин, громко переговариваясь, ходили двое покупателей. Это были болгарские моряки, такие же охотники до подержанных японских машин, как и мы. На лобовом стекле каждой машины крупными цифрами были написаны цены. Самая дорогая «тойота» стоила 500 долларов. Собираясь в город, я взял с собой всего 50, так что купить в этот день машину не мог и пошел обедать в первый попавшийся ресторанчик.
В порт вернулся к вечеру. Подходя к «Аркадию Гайдару», увидел стоявшую у трапа полицейскую машину. Двое полицейских разговаривали с нашим капитаном. Когда я подошел и поздоровался, капитан, показав на меня, сказал по-английски полицейским:
— Вот стармех.
Полицейские заулыбались, а один из них, распахнув заднюю дверцу машины, пригласил нас садиться.
— Что случилось? — спросил я капитана.
Он пожал плечами:
— Приедем в полицию — узнаем...
Скорей всего, кто-то из мотористов задержан в городе. Поэтому полицейские ждали стармеха. Когда мы приехали в полицию, японцы провели нас в кабинет с зарешеченными окнами. Через несколько минут ввели в наручниках моториста, мама которого так беспокоилась, чтобы никто его не обижал. Вид у него был жалкий. Вместе с ним в кабинет вошел переводчик.
И тут все выяснилось. Оказалось, перед уходом в рейс мама снабдила сыночка десятью банками черной икры. Зная, что в Японии она дорогая, мама была уверена, что за деньги, которые сын выручит от продажи икры, он купит машину. В японских портах никто никого не досматривает, и он, положив свой товар в сумку, спокойно вышел в город. Зайдя в продовольственный магазин и узнав, сколько стоит черная икра, он понял, что за проданный товар можно купить не одну, а две машины и пошел искать свою «японку». Долго искать не пришлось. Подержанные «тойоты», «мицубиси» и «мазды» продавались неподалеку. Выбрав одну из них, он зашел в помещение, где сидел хозяин стоянки, выложил перед ним банки с икрой и показал на приглянувшуюся ему машину. Японец не сразу понял, что от него хотят. А когда понял, позвонил в полицию. Так парень оказался в полицейском участке.
Седой японец, в кабинете которого мы сидели, был начальником полиции. Он сказал, что поступок члена нашего экипажа является контрабандой, и за это ему полагается тюремный срок. Но, учитывая его молодость и то, что сделал он это не по злому умыслу, начальник полиции отпускает его с условием, что пока «Аркадий Гайдар» будет находиться в Нахе, выход на берег нашему мотористу запрещен. Нас попросили подписать соответствующую бумагу. А на прощание начальник полиции пожал нам руки и пожелал счастливого плавания.
Так закончилась для незадачливого коммерсанта «автомобильная лихорадка». По возвращении в Одессу он был списан с судна и уволен из пароходства, которое вскоре и само перестало существовать...
Аркадий Хасин