|
— Ян Ильич, помните свой третий день рождения?
— Понимаю, к чему клоните, — 10 апреля 1944 года, день освобождения Одессы. Мы тогда с мамой и дедушкой (их в первые дни войны мобилизовали сопровождать раненых в тыл) находились в эвакуации в Самарканде. Но как только наш город освободили, дедушке (он был опытным фармацевтом) пришла бумага с предписанием возвратиться в Одессу для восстановления аптечной сети. У меня эта бумага хранится. Примерно в то же время и мы с мамой сюда подтянулись. Что помню? Помню солдат, которые ночевали в парадных при оружии, при котелках. Прямо на полу на лестницах спали. Помню, как пленных немцев вели через весь город на восстановительные работы в порт. Шли по Екатерининской к Потемкинской лестнице, стуча деревянными башмаками о булыжную тогда еще мостовую. Спросил у конвоира: «Дядя, можно автомат подержать?» — «Попробуй», — усмехнулся тот. Но я его даже поднять не смог — тяжелый, весь нафаршированный патронами.
— Послевоенное детство: чем занимались, куда ходили?
— Ходили куда глаза глядят. Время было такое — могли пойти куда угодно. Но мы жили неподалеку от стадиона «Спартак», это было мое любимое место. Я находился под влиянием старших ребят, которые рассказывали о довоенном футболе. Плюс говорок Вадима Синявского по радио. Поэтому футболистов почитал за небожителей, считал, что это высший класс. Естественно, записался в футбольную секцию, даже в начале 50-х сыграл один официальный матч за «Спартак» на стадионе университета. Тренером у нас был знаменитый Юзек. Как же его фамилия? Клацман!
— То есть с футболом не сложилось?
— Мы тыкались в разные секции. Я учился в 57-й школе, куда пришел работать учителем физкультуры Михаил Карлович Гальперин. При нем школа стала лидером в легкой атлетике. Но я у него был не самый любимый ученик, он больше внимания уделял более способным ребятам. Зато впоследствии Михаил Карлович с гордостью со мной общался (улыбается), даже повесил мои фотографии в школе (кажется, они там до сих пор висят).
После 7-го класса поступил в машиностроительный техникум и записался на стрельбу, на бокс и на бальные танцы. Танцы быстро отпали. В боксе особых лавров тоже не снискал, просто мне нравилось тренироваться, все-таки мужской вид спорта. Думал: «Может, чему-то научусь, буду мужиком настоящим». Очень модно было тогда ходить на тренировки с чемоданчиком. У футболистов они были шикарные. У нас поскромнее. Участвовал даже в открытых рингах.
— Что это такое — открытые ринги?
— Раз в неделю тренеры разных спортивных обществ — «Спартака», «Авангарда», «Динамо» и других — собирали своих учеников и устраивали спарринги. Вот там я и боксировал, а в соревнованиях не участвовал ни разу. И при этом стал третьеразрядником! Видимо, плановая разнарядка пришла (смеется).
— Таким образом, в конце концов, на первый план вышла стрельба?
— В техникуме стрелковую секцию вел военрук Михаил Григорьевич Буймович. Он пригласил известного в те годы тренера — Антона Артемовича Дмитренко. Тот, приметив, что я неплохо стреляю, предложил перейти в общество «Динамо», где я уже стал тренироваться серьезно — на хорошей базе и с профессиональным оружием. После окончания техникума работал на заводе имени Январского восстания на зуборезных станках, их у меня в обслуживании было семь. Параллельно продолжал заниматься в тире, выполнил норму 1-го разряда. До мастера спорта мне было еще очень далеко, но перворазрядником был хорошим.
Как-то прямо в цех ко мне пришли двое военных, майоров, как мне помнится. И состоялся такой разговор. «Ты скоро должен призываться?» — «Да». — «Хочешь попасть в спортроту?» — «Очень!». Спрашивают! Да я об этом мечтал! Армейских ребят уже хорошо знал, они для меня тоже небожителями были. В общем, договорились: они берут меня в команду, я с ними езжу на соревнования, а после этого меня с последней группой призовут, поеду в часть и после присяги окажусь в спортроте.
— К чему была такая спешка?
— Дело в том, что у них образовалась «дырка». По регламенту в команде обязательно должен быть солдат первого года службы. Вот меня и привлекли. Но меня ожидал сюрприз: пришлось выступать в совершенно незнакомом мне упражнении «бегущий олень/кабан». Но я же не по этому делу! «Ничего, — успокаивали меня, — научим, не волнуйся». Кто бы мог подумать тогда, что этот вид меня прославит на весь мир?! А тогда, смешно вспомнить, как на пароходе (!), которым мы добирались на соревнования в Батуми, меня «учили». Чтобы я хотя бы знал, как перезаряжать, как целиться куда-то. Прямо скажу: нештатная ситуация. И таковых в моей жизни было еще немало.
— Ну, и как наука?
— На первых соревнованиях, где стреляли в «кабана», я дал копоть. А в «оленя» изредка попадал. В сумме — железное последнее место. На «кабане» «медленная» мишень появляется на 5 секунд, а «быстрая» — на 2. Мастера спорта не всегда успевают сделать выстрел, а я — в первый раз. И если не половину, то одну треть пуль лупил по забору. Помню, там грузин стоял в такой себе кепке: «Кто прывез этого стрэлка? Я только рэмонт сдэлал!». А наши стоят, хихикают: «Не расстраивайся. Министр обороны тебе заплатит за ремонт».
После этого у нас был чемпионат Украины во Львове. В округе этим соревнованиям особого значения не придавали, так как большинство стрелков выступали за Молдавию. За Украину стреляли только двое — Люда Сташевская, настоящая «звезда» того времени, и Евгений Калевич, он потом был начальником команды. Меня, безнадежного, поставили в последнюю смену. Старшие коллеги отстрелялись и пошли в домино рубиться (гостиница располагалась рядом со стрельбищем). И я всех наших обстрелял! Результат, конечно, не фантастический, но 1-й разряд выполнил. Возвращаюсь, спрашивают: «Ну что там, попал?». Боря Лесиков (на линии огня был со мной и все записывал) отвечает: «196». — «Скоко-скоко?». На следующий день — дуплет, я снова в последней смене. И опять — лучший в команде. Возвращаюсь радостный, улыбаюсь. Боря объявляет: «193!». Так они побросали домино и побежали на стрельбище — не поверили.
После этого пошло-поехало. Вернулся в Одессу. В ноябре меня отправили в часть. А как я туда попал — отдельная история.
— Так расскажите же скорее, сгораю от любопытства.
— Мне сказали: примешь присягу, и мы тебя вызовем. На призывном пункте чувствую: меня в какие-то интеллектуальные войска двигают — все-таки среднетехническое образование, спортсмен. Объяснил: вы на меня особо не рассчитывайте, меня скоро в спортроту откомандируют. «А, раз так, подойди вот к тому капитану». А у этого капитана такой вид, как будто только что из окопа вылез — настоящий полевой командир. Он удивился: «Как ты ко мне попал?». И приписали меня к команде регулировщиков. О, это еще та была команда!
— Отсюда поподробнее, пожалуйста.
— Оказалось, что, кроме меня и пятерых кавказцев, остальные имели по одной, а то и по две судимости. Главным там был одессит Миша, я с ним как-то сошелся. На присягу приехала мама и привезла кучу вкусностей. В казарму из увольнения я вернулся с двумя торбами. Позвали ребят, поужинали вкусненько. После этого у меня единственного в казарме в тумбочке стояли одеколон, помазок, чашечка для бритья, станочек. Остальные тумбочки — пустые, там воровали все. Однажды солдатик не из наших попросил побриться моим станком чехословацким, мне его мама после окончания техникума подарила. Я не возражал, и через пять минут он прибежал бледный весь — станок стащили. Я — к Мише. Он не поверил: «Что ты несешь?». После моих объяснений велел ждать в казарме. И вот хожу я от кровати к кровати, между которыми моя тумбочка располагается, а Миши все нет. Где-то через час от нечего делать заглянул внутрь — станок на месте! Артисты! Виртуозно работали. Ходил вместе с ними в караул по гарнизону. Приходилось в поле склады охранять (сапоги начищены, бляха блестит, подворотничок свежий). Неделя после присяги прошла, вторая, месяц… Такое впечатление, что обо мне забыли.
— И долго пришлось солдатскую лямку тянуть?
— В начале марта командир, отправляя подопечных в караул, обратился ко мне отдельно: «А ты иди в штаб, оформляй документы и езжай в Одессу-маму свою». Мне не нужно было дважды повторять — быстро все документы оформил, с довольствия снялся. Возвратился в казарму, а командир неожиданно говорит: «Железняк, у меня одного человека не хватает. Подежуришь на прощанье дневальным? А завтра — поедешь домой». — «Да я для вас, товарищ капитан…».
— Благородно.
— Тут-то я и попался. Ночью дежурный пошел отдыхать, а меня оставил за старшего. Я же, в свою очередь, дверь шваброй заблокировал и сам тоже отправился вздремнуть, приказав оставшемуся дневальному сразу разбудить, если кто рваться будет. Прилег в сладких представлениях, как приеду в спортроту, как родных увижу… Вдруг кто-то дергает меня за ногу. Открываю глаза и вижу шесть склонившихся надо мной голов в папахах. А у нас в полку только один человек папаху носил — комполка. Оказывается, комиссия из округа приехала, и вот лежу я перед ней, развалившись на кровати в сапогах. ЧП! Позор части! Я — к Мише: «Что делать?». Тот деловито так: «У тебя документы на руках? Это хорошо». Кивнул своему пацану, тот куда-то убежал. Вернулся с грелкой с самогоном. Пришли ребята из караула. Наполнили до краев кружки солдатские, вскрыли консервы (все у них было!), попрощались. Надели на меня вещмешок, объяснили, где вокзал находится, подсадили на забор — беги.
— Выходит, сбежали вы из части?
— Получается, сбежал. Прятался от патрулей, хотя документы были в порядке, но мало ли? В общем, добрался в Одессу без приключений. Долго ожидал, когда за мной придут. Лишь летом узнал конец истории. После тренировки (стрельбище располагалось в Лузановке, там сейчас магазин «Метро») пошли искупаться в море. Переходим дорогу у «Молодой гвардии», смотрим — стоит вереница военных машин. Пригляделся — это ж моя бывшая часть! Нашел своих ребят (они, оказывается, на учения направлялись), они и рассказали. В то время, когда мы самогонку пили, в штабе шел «разбор полетов». Моего командира обвинили в ЧП: его солдат спал во время дежурства. «Какой солдат?» — «Железняк». — «Этого не может быть». — «Как это не может быть?» — «Рядовой Железняк еще вчера убыл в расположение спортроты в Одессу. Его во время проверки уже не было в части». Проверили документы — все верно. Так и замяли это дело.
— Откуда же командир знал, что вы «сделаете ноги»?
— Может, совпадение, а может… кто его знает? Классный мужик, он мне с первого взгляда на призывном пункте понравился.
Окончание в номере за 22 апреля
Анатолий Мазуренко